Цена 1 часа рабочей силы, как правило снижается.

Материал из m-17.info

Версия 09:42, 1 февраля 2023

ДОЛГИХ ЛЕТ / ТЕРРИТОРИИ /

ТЕРРИТОРИИ / Комитет Развития Территории /

Дневник М.И. Наумова (7 сентября 1943 г. — 16 января 1944 г.)

Наумов Михаил Иванович (1908–1974) — активный участник партизанского движения на временно оккупированной нацистами территории Украины в 1941–1944 гг.; Герой Советского Союза (1943), генерал-майор (1943). Родился в дер. Великая Соснова (ныне Пермский край Российской Федерации) в многодетной крестьянской семье. С 1930 г. М.И. Наумов пребывал на службе в органах НКВД. После окончания Высшей пограничной школы в Москве — командир роты 4-го полка НКВД в Киеве. С 1938 г. — в погранвойсках на Украине: Каменец-Подольский, Львов и Черновцы. Великую Отечественную войну встретил начальником отделения в штабе 94-го пограничного отряда в г. Сколе Дрогобычской области. В течение июля — сентября 1941 г. капитан М.И. Наумов, сначала с группой пограничников и военнослужащих, а потом нередко в одиночку, пробирался из окружения по немецким тылам к линии фронта. В начале октября месяца он достиг г. Шостка Сумской области, где проживала его жена с родственниками, но к этому времени они уже эвакуировались на восток страны. Попытавшись несколько раз самостоятельно перейти линию фронта и не сумев это сделать, М.И. Наумов связал свою судьбу с партизанами. Сделал он это лишь в начале 1942 г., поэтому к нему отнеслись с недоверием — зачислили рядовым бойцом в отряд и дали винтовку с поврежденным прицелом.

Уже в первом бою с полицией в с. Марчихина Буда М.И. Наумов проявил свои лучшие боевые качества, и вскоре его назначили командиром группы партизан Эсманского отряда Червонного района, которая действовала в отрыве от основных сил в районе Хинельских лесов. В середине лета 1942 г. его группа насчитывала уже 250 бойцов, часть из которых была мобилизована в с. Хинель.

Несмотря на суровые меры и строгие требования М.И. Наумова к бойцам, авторитет командира рос, и он стал заметной фигурой в партизанском движении на территории Сумской области.

Осенью 1942 г. М.И. Наумов был утвержден начальником штаба оперативной группы УШПД по Сумской области, которую возглавлял комиссар Я.И. Мельник. В январе 1943 г. на базе этой группы был создан Сумской областной штаб партизанского движения в составе Я.И. Мельника, П.Ф. Куманька и М.И. Наумова. А вскоре М.И. Наумов стал командиром сводного партизанского отряда (около 650 бойцов), который в первой половине февраля 1943 г. совершил стремительный рейд из Хинельских лесов на юг Сумской области. При этом весь личный состав отряда передвигался на санях или верхом на лошадях, совершая за ночь марш на 50–80 км.

Этот рейд получил высокую оценку ЦК КП(б)У и УШПД. 17 февраля 1943 г. М.И. Наумов был представлен к званию Героя Советского Союза. В наградном листе, в частности, отмечалось, что в ходе рейда «особенно ярко проявились личные боевые черты характера М.И. Наумова, его бесстрашность, четкость его руководства осуществляемыми операциями». Подчеркивались смелость и храбрость командира, утверждалось, что он — душа и отец отряда. 5 марта 1943 г. был издан соответствующий Указ Президиума Верховного Совета СССР о награждении.

В последующем М.И. Наумов совершил со своими партизанами три рейда по глубоким тылам немецко-фашистских войск, которые сыграли важную роль в развертывании и углублении партизанского движения на оккупированной территории Украины, способствовали вовлечению в вооруженную борьбу с нацистами местного украинского населения.

Во время первого рейда, названного «Степным» и начавшегося в середине февраля 1943 г., сводный партизанский отряд под командованием М.И. Наумова прошел по территории 84 районов РСФСР, УССР и БССР, форсировал 18 рек (Сейм, Хорол, Псел, Днепр, Рось, Тетерев, Припять и др.), перешел 15 железнодорожных и 33 шоссейные магистрали, занял 10 райцентров, городков и местечек, провел 47 боев с противником и 5 апреля 1943 г. в с. Старый Радин Полесской области БССР встретился с партизанами С.А. Ковпака. Потери отряда составили 114 убитых, 85 пропавших без вести и 77 раненых партизан.

Хотя указанный рейд и не достиг своей главной цели — развернуть партизанскую борьбу в степных районах Украины, он серьезно обеспокоил нацистскую оккупационную администрацию, показал уязвимость германского тыла на Украине от ударов советских партизан.

Высшее партийно-советское руководство дало высокую оценку итогам «Степного» рейда и М.И. Наумову, в числе других партизанских командиров Украины ему в апреле 1943 г. было присвоено высокое воинское звание генерал-майора.

Сам М.И. Наумов говорил, что у него в ходе рейда был план — пробиться в Молдавию, оттуда — в Прикарпатье (Станиславская и Дрогобычская области), а потом, возможно, и в Закарпатскую Украину. По его словам, этот план не удался из-за того, что он потерял связь с Большой землей, а поэтому не мог получить помощь вооружением и боеприпасами.

Немецкие эксперты зондерштаба «Р» (Россия) считали, что германские резервные части, украинские формирования разбили и рассеяли отряды М.И. Наумова и не позволили ему пробиться на территорию Кировоградской и Винницкой областей.

В конце июля 1943 г. кавалерийское партизанское соединение М.И. Наумова в количестве около 400 бойцов вышло из белорусского с. Храпунь в свой второй рейд, целью которого был выход на территорию южных районов Киевской области и Кировоградщины для действий в тылу немецко-фашистских войск. Однако вскоре перед партизанами была поставлена новая задача — совместно с другими соединениями помочь Красной армии форсировать р. Днепр и овладеть г. Киевом.

К 25 сентября 1943 г. партизаны-наумовцы вышли в район ст[анции] Спартак (50 км на северо-запад от Киева) и там были атакованы крупными силами противника. Наступательная операция войск 1-го Украинского фронта по освобождению столицы Украины затянулась до начала ноября 1943 г., партизанам было тяжело долго удерживаться в ближайшем оперативном тылу группировки противника на Киевском направлении, и они в конце октября 1943 г. отошли на территорию Житомирской области. После изгнания гитлеровцев из Киева партизанское соединение М.И. Наумова перебазировалось из Житомирской области в Ровенскую.

В ходе второго рейда (июль — декабрь 1943 г.) кавалерийское партизанское соединение М.И. Наумова прошло 3471 км по территории Пинской (БССР), Житомирской, Киевской и Ровенской (УССР) областей, форсировало 23 реки, перешло 12 железнодорожных и 41 шоссейную магистраль, заняло 12 райцентров, городков, местечек, провело 180 боев с противником, разгромило 47 его гарнизонов и постов. За время рейда в ряды партизан было вовлечено 2543 человека из числа бывших военнопленных и местного населения. И хотя не все задачи, поставленные советским руководством, были выполнены, действия партизан в целом оценивались положительно. В начале января 1944 г. М.И. Наумов был награжден орденом Богдана Хмельницкого I степени.

12 января 1944 г. кавалерийское партизанское движение М.И. Наумова получило чрезвычайно сложное боевое задание — выйти в рейд на территорию Дрогобычской области и нанести удары по коммуникациям противника в районах Самбор — Комарно, Самбор — Хиров, Самбор — Ужгород, Самбор — Дрогобыч. Партизанам впервые предстояло действовать в районе, насыщенном гарнизонами противника, с густой сетью железнодорожных и шоссейных магистралей, а также в местах дислокации крупных сил УПА.

Первоначально действия наумовского соединения (8 отрядов, 1,5 тыс. бойцов) были успешными, и 14 февраля 1944 г. партизаны перешли железнодорожную магистраль Львов — Перемышль, направляясь в район Самбора. Однако достичь указанного района они не сумели.

Против соединения М.И. Наумова были брошены крупные силы охранных войск противника, партизаны подвергались постоянным нападениям отрядов УПА, им не оказывало поддержку местное украинское население. 4 марта 1944 г. М.И. Наумов радировал ЦК КП(б)У и УШПД: «…Выполняя Ваш приказ, соединение в течение месяца ведет напряженные бои и переходы… Наши отчаянные усилия пробиться любой ценой в Дрогобычскую область не имеют успеха». Заканчивалась радиограмма выводом — новые попытки прорыва в заданный район могут завершиться разгромом соединения.

Это обстоятельство было учтено, и М.И. Наумову предложили действовать на стыке Львовской и Волынской областей, по линии Люблин — Тернополь. Однако и здесь противник не ослабил нажима. Ослабленные потерями в личном составе и обремененные большим количеством раненых, партизанские отряды М.И. Наумова 22 марта 1944 г. соединились с частями Красной армии.

В ходе Западного рейда (январь — март 1944 г.) отряды М.И. Наумова прошли 2241 км по оккупированной территории Ровенской, Волынской, Львовской, части Дрогобычской области и Люблинского воеводства Польши, форсировали 8 рек (Случь, Стырь, Западный Буг и др.), перешли 48 железнодорожных и шоссейных магистралей, провели 72 боя с немцами и националистами, подорвали 21 эшелон противника.

УШПД рассматривал рейд кавалерийского партизанского соединения М.И. Наумова как выдающийся образец героических действий украинских партизан в исключительно неблагоприятных климатических (оттепель) и сложных боевых условиях. А известный немецкий историк В. Герлиц назвал рейд партизан М.И. Наумова «чудесным примером ведения оперативной партизанской войны».

М.И. Наумов проявил себя решительным сторонником маневренной партизанской войны, организатором единственного на Украине кавалерийского партизанского соединения. Рейды были его стихией. Он критически относился к партизанским командирам, которые со своими отрядами в течение 1941–1944 гг. базировались исключительно в лесистых и болотистых массивах, избегая рейдов по равнинным районам.

М.И. Наумов зарекомендовал себя требовательным командиром, он ценил в своих подчиненных такие черты, как храбрость, способность к риску, личную преданность ему; не терпел возражений, эмоционально воспринимал критику в свой адрес. В характеристике УШПД (январь 1945 г.) на командира кавалерийских партизанских отрядов М.И. Наумова отмечалось: «Тов. Наумов — смелый, инициативный командир, пользуется авторитетом среди партизан и населения районов, где проходило и действовало его соединение».

Небезынтересной может быть также оценка его личности экспертами германского зондерштаба «Р» (Россия). В одном из своих меморандумов о партизанских командирах Украины немцы отмечали, что М.И. Наумов «среди бандитов пользуется большой популярностью и славится изобретательностью тактических бандитских приемов», «весьма опасен тем, что может создать внезапную угрозу штабам, главным образом военным и правительственным чинам (лицам)». Среди личных качеств М.И. Наумова указывались большие способности и начитанность, одновременно — развязность и заносчивость перед коллегами, склонность к алкоголю и др.

После войны М.И. Наумов окончил Высшие академические курсы при Военной академии Генштаба Вооруженных сил СССР, занимал командные должности в органах и войсках МВД УССР. Он стал членом Союза писателей Украины, автором воспоминаний «Хинельские походы» и «Степной рейд». Его многолетняя военная служба, участие в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг. отмечены высокими правительственными наградами. М.И. Наумов — Герой Советского Союза, награжден орденом Ленина, двумя орденами Красного Знамени, орденами Богдана Хмельницкого, Отечественной войны I степени, Красной Звезды, медалями СССР.

Умер и похоронен М.И. Наумов в Киеве.

7 сентября 1943 г. — 16 января 1944 г. 7 сентября 1943 г. Гута-Добрыньская, 26 км ю[го]-в[осточнее] Коростеня, карта 100 000.

Гута-Добрыньская — небольшая деревня, еле вместившая наше небольшое, в 3,5 сотни человек, соединение. Население живет бедно. Скота немцы оставили мало, молодежь угнана в Германию, живут люди бедно — нет ни цыбули, ни чесноку. Сюда мы решили встать в результате глубоких внутренних противоречий: мой комиссар и нач[альник] штаба очень боялись, что мы слишком долго засиделись в треугольнике железных дорог Малин — Коростень, Коростень — Черняхов, и, пугая самих себя, создавали мнимую опасность, умышленно осложняя данные об обстановке.

Последнее время они все время требовали немедленного выхода соединения на запад, в район Эмильчино — Городница. Мне не хотелось уходить с Украины{213}. Все это создало атмосферу взаимного недоверия и так или иначе отражалось на моральном состоянии бойцов и комсостава. Пришлось проводить частые совещания комсостава, где обычно я доказывал возможности маневрирования в этих местах, необходимости развернуть диверсионную и агентурную деятельность. Доказывал, что ничего серьезного в оперативной обстановке нет и что, наконец, за железную дорогу уйти нам очень просто в течение одной ночи. На таких совещаниях командиры — комиссары отрядов обычно отмалчивались, начальник] ш[таба] Мельник дипломатично говорил, что тов[арищ] генерал-майор очень много рискует, находясь в этом «безусловно» опасном месте, напоминал, что остальные генералы находятся далеко в Белорусских лесах и высылают на Украину только див[ерсионные] группы. Комиссар т[ов]. Кищинский С.С.{214} обычно добавлял, что вместе с Михаилом Ивановичем и он очень много рискует здесь, что нам здешние диверсии даром не пройдут и, наконец, «сколько же можно?» — «Треба мати совiсть!» — противник может окружить.

Особенно нездоровая обстановка создалась в Червонном отряде. Политрук Коренский, комиссар (горе-комиссар) капитан Муракин имели всегда обильные сведения о том, что [немцы] разгромили п[артизанские] соединения Сабурова, Шитова, Маликова, Ковпака, Мельника и т. д., что появились где-то вблизи 1000 немцев; то они видят большое количество машин и танков, окружающих нас. Одно правда — это Сабуров действует правильно, людей сберегает, — надо идти к нему, в леса.

Под давлением этих обстоятельств я решил, что с таким штабом и комиссаром геройских дел не сделаешь, и что один в поле не воин, и что мне не более других надо, — уступил. Мы заняли это бедное село, — как символ бедности нашей оперативной мысли и как исходное положение для того, чтобы ночью на 8-е число перейти железную дорогу. Итак, вперед, назад! […]{215} Мельник и Кищинский.

К моменту размещения людей прибыл из-под Коростеня мой помощник по разведке ст[арший] л[ейтенан]т Гаврилюк{216}. Он находился последние 10 дней в диверсионной] группе ст[аршего] л[ейтенан]та Величко, успешно действовавшей на ж[елезной] дороге Коростень — Чеповичи. Он провел глубокую разведку Коростеня, вплоть до гебитскомиссариата, и утром мне весьма обстоятельно и толково обрисовал оперативную обстановку и настоятельно просил не уступать трусам. Предложил остаться здесь, развернуть агентурную работу — внедриться в гарнизоны противника. Общий вывод Гаврилюка о противнике был сформирован характерным заявлением: «Противник, как никогда, дрожит за свою шкуру». Те же сведения о настроении противника передавал последнее время ст[арший] л[ейтенан]т Величко. Доклад Гаврилюка укрепил во мне уверенность в правоте и жизненности моей тактической доктрины, и я немедленно собрал всех своих помощников и штаб на совещании, туда же были приглашены командиры и комиссары отрядов. Гаврилюк информировал совещание, и все удивились тому, как неправильно понимали обстановку.

Я был вынужден в заключение выразить грубость, сказав, что вся наша полемика о тактике и стратегии партизанской борьбы вообще и действиях соединения нашего в особенности показывает, что в это дело ввязались многие сопливые стратеги, обнаглевшие до того, чтобы […]{217}. Приказал, чтобы замазали в дальнейшем рты и не смели больше обсуждать моих решений и тактических приемов. После этого было принято решение остаться здесь, за жел[езную] дорогу не ходить, действовать более дерзко, расширить район деятельности до Радомышля. Тут же было принято другое решение — это об истреблении гарнизона казаков, прибывших в Злобычи для обмолота урожая.

В середине ночи произошла тревога. «Секрет» п[артизанского] о[тряда] «Смерть фашизму» обстрелял из пулемета группу петлюровских «старцiв» — бандеровцев. Крадучись они появились из кустарников около шляха Мелени — Емилевки. 5 бандеровцев вышли на полянку, прислушались. Налево, в селе заржал мой жеребец. Они говорят: «Там — є, а тут нема», показывая направо. На оклик «секрета»: «Стой» — побежали в лес.

Бандеровцы появились в этих лесах еще раньше нас, их ок[оло] 150 чел[овек]. Живут только в лесу. Никаких операций не проводят{218}. Занимаются только распространением листовок и разъясняют населению, что они партизаны «За Вiльну Украiну». Грязные и обовшивлены, голодные. Когда говорят о «вiльной Украiне» — плачут. Это вызывает смех у населения. Люди знают, что настоящие борцы не плачут. Когда бандеровцы хотят кушать, то заходят в село и собирают куски хлеба, цыбулю, чеснок и все это складывают в торбу, подвешенную за плечами, — хотят показать, какие они есть апостолы украинского народа, но петлюровские «старцi» (как мы их называем) любят кушать и мясо. Поэтому группа этих старцев ночью крадется в село и в первой хате выкрадывает и уводит в лес корову. Уже повсюду известно, что бандеровцы ночами крадут коров. Старци также хотят пить и для этого возят с собою бочку с водой. Здешний народ не понимает их, и нет ни одного случая, чтобы кто-либо пошел к ним. В с[еле] Сычовка был такой диалог между «старцем» и старушкой: Бандеровец (входя в хату):

«Добрый день!»

Старушка: «Здравствуйте»

Бандер[овец] (угрюмо оглядывая хату): «Здравствуйте — там, за Москвой!..»

Старушка: «А мне — все равно де, чи за Москвой, чи тут!..»

Бандеровец (грозно, наставительно): «Не все равно: треба казати добрий день!..» После этого вышел, оставив бабушку в недоумении.

Под Новоград-Волынским бандеровский отряд насильно мобилизовал 26 человек колхозников, которых используют для черновых работ под строгим надзором, на ночь связывают. Одному из них удалось перебежать к нам. Он рассказывал, что все эти люди собирались перебежать к красным партизанам, причем называл их «наши советские украинцы». Бандеровцы узнали об их намерении и решили всех задушить.

Один наш разведчик — Мороз попал к ним в лапы. Мы вскоре нашли его труп с отрезанной головой. Они охотятся за нашими автоматами.

Плохо им живется на нашей земле. Ненавидя нас, они все время следят за нами и держатся вблизи. Это им нужно для того, чтобы прикрыться нашей силой от немцев. Однако следует признать, что они занимаются серьезной пропагандой.

8 сентября 1943 г. Злобычи, 10 км юж[нее] Коростеня. Сегодня утром прибыли соединением в хут[ор] Десятины. Тут оказалась див[ерсионная] группа п[артизанского] о[тряда] им. Хрущева под командой Величко-Астахова. Поданным этой группы, в с[еле] Злобычи со вчерашнего дня разместилась в школе казачья сотня, численностью 110 человек. Казаки прибыли сюда с целью обмолота хлеба. Они привезли немецкий трактор — двигатель и сложную молотилку, тоже немецкого происхождения. Я слышал, что эти машины завезены из Германии и высоко ценятся немцами, на охрану их всегда выставляется большой гарнизон. Гаврилюк предлагал внедрить агентуру в эту сотню с целью разложения. Я решил ее разложить другим порядком, а именно: немедленно ударить и тем решить вопрос, что делать казакам в черте наступления Красной армии.

План мой был прост.

1) Атаковать Злобычи днем (во время обеда), в конном строю, при этом п[артизанскому] о[тряду] [им.] Хрущева атаковать в лоб, на школу-церковь, п[артизанскому] о[тряду] «Смерть фашизму» — справа, Червонному — слева и отрезать путь отступления на Коростень. Группе Величко быть в засаде, в лесу сев[ернее] Злобычи. В 15.00 я пустил конницу в атаку. Пошли одновременно все отряды. Прежде чем казаки успели сделать десяток выстрелов, конница промчалась 1 км по чистому полю и, спрятавшись за хатами, пошла на решительный штурм. В результате короткого боя противник был выбит из села. Убито и захвачено в плен около 60 чел[овек], Захвачено ок[оло] 50 винтовок, 6000 патронов, шт[ук] 60 р[учных] гранат, пар 60 обуви и компл[ектов] 80 обмундирования.

Наши потери: убит начальник] ш[таба] «Червонный» Юрчишин Ф. и пулеметчик партизанского] о[тряда] [им.] Хрущева Степаненко, которых похоронили у церкви в Злобычи. Школу, как опорный пункт, спалили. Захватили ферму, кр[упного] рог[атого] скота ок[оло] 80 голов, который угнали в другой район и раздали населению в Дерманке Чеповичского р[айо]на и [в] Будиловке Потиевского р[айо]-на. Впоследствии было установлено, что из всей сотни в Коростень прибыли только 6 казаков. После боя мы ушли в Будиловку, откуда запустили агентуру для связи разложения Потиевского гарнизона.

11 сентября [1943 г.] Ляхово, 26 км сев[ернее] Коростышева. Ляхово — большое село с обилием фруктов. Мы пришли сюда для того, чтобы и здесь показать людям партизан и заодно уничтожить молотильные пункты, а также расширить свое влияние на юг [от] отвоеванной нами территории у противника. Народ принял нас радушно. Оказалось, что немецкие власти и в этих краях слабы, мероприятия их не выполняются ввиду наличия партизан в Потиевском районе. В Ляховой стояли до 17 часов, после чего пошли на Заньки с расчетом переночевать в Заньках и утром 12 сентября занять Дубовик, в 2 км от райцентра Потиевка. Это мероприятие необходимо было, потому что по линии агентурной работы в Потиевке было кое-что сделано, а именно: с 6 сентября в Потиевке была размещена отд[ельная] рота легионеров — армянского батальона, настроение которой подавало надежды на переход к партизанам или [на] моральное разложение. По линии агентурной работы среди легионеров и полицейских усиленно распространялись листовки [со] «сводками Информбюро» и обращением к ним. Все данные были за то, чтобы иметь в этом деле успех. Я решил показать потиевскому гарнизону свою силу и тем самым покончить с колебаниями отдельных полицейских и легионеров. 12 сентября, утром на рассвете, соединение заняло Дубовик и [организовало] оборону вокруг него. Разведка доложила, что пр[отивни]к из Потиевки не выходил. В 9.00 появилась на дороге Потиевка — Дубовик колонна легионеров, одетых в немецкое обмундирование{219}. Двое полицейских (Зборский и Зиневич), бывших в разведке от противника, перебежали на нашу сторону и доложили мне, что ок[оло] 300 легионеров и немцев наступают на Дубовик. Будучи обстреляна нашей заставой, колонна развернулась, и рота повела […]{220}.

7 октября 1943 г. Будиловка. Всю ночь провели на аэродроме Дерманка — Замиры. Ожидали самолеты уже 3-ю ночь подряд. Полковник Соколов{221} уже в течение 2-х недель держит соединение вокруг аэродромов. Все обещают грузы, предупреждают о приеме самолетов.

Два раза в день пишу радиограммы о готовности принять самолеты. Погода последнюю неделю — отличная. И опять самолеты идут в Белорусские леса, но не на Украину. Бюрократическое отношение Укр[аинского] штаба, неповоротливость достойны удивления{222}.

Неужели им (сидящим на мягких креслах в кабинетах) не ясно, что держать в течение 2-х недель аэродром и в то же время находиться соединению в 50 км от Житомира, в 80 км от Киева и в 100 км от фронта — нелегкое и небезопасное дело.

Вот пишу эти строки, и мне докладывают, что в с[ело] Облитки прибыли на 30-ти автомашинах немцы, обстреливают село. Идут по нашим следам. Утром были в [селах] Мирча и Меньки. Сейчас до противника 7 км (я так думаю, а на самом деле через минуту могут загреметь выстрелы). Уходить невозможно — лучше принять бой в селе, нежели быть обстрелянному на марше. Кроме того, колонна будет подвергаться опасности с воздуха (опять прервали, доложили, что отряды развернуты в обороне вокруг с[ела] Будиловка).

Приказал обороняться упорно, на углах или развалинах села, но не отходить.

Надо отбить преследующего противника и обеспечить условия для приема самолетов. От Соколова опять радиограмма:

№ 6001 «Ночь на 30 сентября, подтвердите возможность приема самолетов. Дайте погоду, ждем ответа. Соколов».

№ 6045 «Ночь на 2 октября — то же самое, и т. д. и т. д., а самолетов нет, нет, нет!»

№ 6251 «Ночь на 6 октября, обеспечьте возможность приема самолетов. Ждем подтверждения. Погоду. Соколов».

№ 6276 «Ночь на 7 октября, обеспечьте возможность приема самолетов. Подтверждение. Соколов». № 6328 «Ночь на 8 октября, обеспечьте возможность приема самолетов. Подтверждение. Соколов».

Они звучат как предательское издательство. Аэродром держим день и ночь. Люди не отдыхают несколько суток подряд. Чиновник Соколов не желает даже сообщить, по какой причине меня обманывает.

Третьего октября моя рация весь день добивалась сообщения: будут ли самолеты. Погода была прекрасная. Это был день моих именин — мне исполнилось 35 лет. Я не помню, чтобы в этот день когда-либо была плохая погода, хотя отмечал свои именины и на Урале, и в Москве, Киеве и др[угих] местах Украины. В конце дня был получен от главрации [УШПД] ответ: «Соколова в штабе нет — выходной день, будут ли самолеты, не знаем».

Это называется руководить партизанской войной — дико! Вот сегодня уже 7 октября. [В] ночь на 8-е опять предлагается принять самолеты, но противнику уже известно, что мы жжем костры, он увязался за нами преследовать, и все же я отвечаю: «Принимаю самолеты с посадкой на аэродроме Буки или Дерманка».

Аэродром Буки уже известен противнику, и уже теперь, вот после того, как только что передали мою радиограмму, разведка доложила, что в Буки прибыл гарнизон немцев 200 чел[овек].

Значит, у меня остается аэродром в Дерманке, Замирах и в Няневке. Но около Няневки — противник (заняты уже Ворсовка, Меньковка, Облиткы), остаются Замиры, но я ожидаю наступление на Будиловку, и тогда завтра уже не будет возможным принять грузы в этих местах. Где мера безответственности и беспечности у Соколова? У меня подчас создается впечатление, что этот деятель партизанского движения на Украине делает все, чтобы партизаны, действующие на Украине, были поставлены в невыносимые условия, а партизаны, живущие в Белорусских лесах, пользуются всеми преимуществами{223}.

Помню еще один трюк со стороны Соколова! Примерно месяц тому назад я дал т[ов]. Строкачу радиограмму о том, что мелкие группы Сабурова распространяют слухи о том, что разгромлены соединения Сабурова, Шитова, Маликова, и просил ориентировать в обстановке. Соколов грубо ответил: «Ваши данные не верны, Сабуров, Шитов и Маликов находятся на своих местах и принимают самолеты с посадкой». Вот это ответ штабного бюрократа. Его толстый лоб не сообразил даже, как могут понять его толкование о месте украинских партизан. Что означает «Находятся на своих местах»? Уж не Белорусские леса их исконное место? Наконец, просто непонятно, почему они получают самолеты, а я, действующий все время в степях Украины, — не получаю грузов, а пользуюсь лишь получением ответственных заданий и всегда таких, которые сопряжены с большим риском для жизни всего соединения. И как этого не видят тт. Строкач, Коротченко, Гречуха{224}? За последние три дня т[ов]. Строкач прислал две радиограммы, в которых указывает на то, чтобы соединению действовать в этом районе, на асфальт[овое] шоссе Киев — Житомир и ж[елезной] дороге Коростень — Киев.

Очевидно, тов. Строкач ожидает активных действий и не знает, что Соколов привязал меня к аэродромам. Вообще удивительно то, что за 100 км от фронта у штаба не хватает толку снабдить меня боеприпасами.

9 октября 1943 г. Вихля. Небольшое украинское село. Несмотря на то что партизаны здесь еще ни разу не стояли, в селе безвластье. Люди с радостью нас встретили. Они благодарны партизанам за то, что хлеб, скот, молоко, люди до сих пор были недосягаемы для немцев. Вихля занята одним п[артизанским] о[трядом] им. Хрущева; когда мы подъезжали к селу, жители были все на полях и огородах — идет уборка картофеля. Время — утро. При нашем появлении все работы прекратились — никто не хочет работать, как правило, когда прибывают партизаны.

Все отмечают наше пребывание в селе как праздник. Женщины и девушки обычно считают своим долгом одеться по-праздничному в лучшие платья. Остальные отряды моего соединения действуют самостоятельно: п[артизанский] о[тряд] Микояна — в районе Малин — Коростень — Старики, п[артизанский] о[тряд] «Смерть фашизму» — в районе Турчинка — Буки — Черняхов, п[артизанский] о[тряд] Червонный — в районе Устиновка — Буки — Потиевка. Киевскому отряду поставлена задача действовать в районе: Малин — ст[анция] Тетерев — Радомышль.

Местный Потиевский п[артизанский] о[тряд], недавно нами созданный, имеет задачу действовать в районе южнее Потиевка и Горбулев.

Вчера мы стояли в лесу южнее Старики и целый день совещались. Туда мы прибыли с аэродрома Дерманка, где в ночь на 8 октября жгли [костры] в ожидании самолетов. Самолеты, по обыкновению, не прилетели, хотя погода была хорошая. В эту ночь на наших глазах советская авиация бомбила Коростышев и Коростень. Огромные столбы огня вырывались вверх, — нам это было радостью. Однако один самолет, бросивший листовки, сбросил несколько бомб на наш аэродром, к счастью, жертв не было. Дежурный по аэродрому капитан Мельник приказал потушить костры, но я распорядился зажечь снова.

Утром мы с аэродрома ушли в лес. Командиры отрядов и мои помощники выражали негодование и отпускали по адресу штаба резкие замечания и ругательства. Еще больше было шуму среди раненых, которым не давали покоя каждую ночь в надежде отправить в Москву.

Некоторые командиры прямо говорили, что Украинский штаб в лице полковника Соколова делает все, чтобы партизаны скорей уходили в Белорусские леса, где хорошо снабжать боеприпасами.

10 октября 1943 г. Замиры, карта 100 000.

Вот опять на аэродроме, опять жгли костры напрасно, хотя в ночь на 10-е Соколов предложил обеспечить прием самолетов. Для обеспечения самолетов я дал распоряжение стянуть отряды, и к 20.00 9.10.43 г. они заняли: п[артизанский] о[тряд] Хрущева и Потиевский — Замиры, «Червонный» — Дерманка, «Смерть фашизму» — Будиловка, п[артизанский] о[тряд] им. Микояна не вызывался, это было слишком далеко. Еще провели бесполезную ночь на аэродроме. Ночью ко мне явились Верховский и Ксензов.

Месяц назад они ушли с диверсионной группой численностью 14 чел[овек] на железную дорогу Фастов — Житомир, где пустили под откос 7 эшелонов противника. Уничтожено 1140 чел[овек] живой силы врага и 4 платформы с танками.

Группа выросла до 110 чел[овек], т. е. превратилась в отряд. Решил Верховского назначить командиром п[артизанского] о[тряда] «Червонный», вместо раненого Борова, и Ксензова — комиссаром взамен капитана Муракина, который всегда жаловался на свое здоровье. Таким образом п[артизанский] о[тряд] «Червонный» вырос до 220 чел[овек]. Мало только имел вооружения: пулеметов и патрон[ов]. Кроме того, прибыл отряд Волкова [из] Коростышевского района. Они просили принять их в соединение. Отряд небольшой — 62 чел[овека], имел мало патронов и только 2 пулемета. Люди хорошие, [все как] на подбор — военные, сам Волков производит хорошее впечатление. Пока я утверждал эти вопросы с комиссаром соединения, в с[еле] Дерманка и в Будиловке завязался бой. Наступали немцы, они прибыли из Нов[ой] Буды и Яновки на 38 автомашинах. Нужно было держать аэродром, так как погода была отличная и я надеялся, отогнав немцев, получить грузы в ночь на 11 октября.

Увы… я оказался наивным ребенком, я позабыл тогда в горячке боя, что этот день был не простым днем — это было воскресенье и вельможа Соколов должен был отдыхать и, конечно, не затруднять себя разъяснениями, почему они не соизволили выслать вчера самолеты. Одним словом, главрация [УШПД] в тот день упорно молчала, а я решил укрепить Будиловку и приказал держать ее как подступы к аэродрому. На подкрепление выехал сам с Червонным п[артизанским] о[трядом], кроме того, группу п[артизанского] о[тряда им.] Хрущева бросил в обход слева, из Замиры.

Бой продолжался около 5-ти часов, и довольно жаркий, [противник] все время вел большой огонь из пулеметов, автоматов, батальонных минометов и пушек. Однако в атаку не пошел. Вечером вторичной атакой «Червонного» п[артизанского] о[тряда] [противник] был выбит из с[ела] Буглаки (подступы к Будиловке), и к этому времени был удар в тыл [противника] группой автоматчиков п[артизанского] о[тряда] [им.] Хрущева. Ребятам удалось подлезть на расстояние 60 м и ударить противника в упор. Червонный отряд дрался хорошо, но задуманного мною маневра не выполнил. Вместо обхода слева он ударил в лоб. Группа же [отряда им.] Хрущева была слишком малочисленна (30 чел[овек]) и была отогнана опомнившимся противником. И им удалось уйти организованно. Лучше было бы пустить с этой же задачей весь п[артизанский] о[тряд] [им]. Хрущева, который стоял резервом в Замирах, но в ходе боя Киевский отряд, стоявший в Сычовке, доносил, что со стороны Чеповичи движется около роты немцев, а наблюдение из Вихли доносило, что показался и там противник.

Однако противник отступил, потеряв подбитыми 5 автомашин и около 150 чел[овек] убитыми и ранеными. Мы выиграли бой ценой расхода боеприпасов, несколькими убитыми и ранеными, но вели его напрасно, так как самолеты не прибыли.

Имея в виду, что у Соколова в понедельник должен быть рабочий день и он пришлет самолеты, я решил выиграть Буковский аэродром обманом противника. Для этого предложил отрядам на 11.10.43 г. дислоцироваться подальше от Буки и занять: «Червонному» — Дерманка, Киевскому — хут[ор] Шевченков, «Смерть фашизму» — Устиновка, «Хрущеву» — Хуртинатовка. Однако это не удалось.

П[артизанский] о[тряд] «Смерть фашизму», войдя без разведки в Устиновку, наткнулся на засаду и, потеряв 5 убитыми, отошел на Дерманку. Противник не оставил нас в покое. Он пытался воздействовать со стороны леса. Пришлось оттянуть остальные отряды в Замиры и приготовиться к бою, чтобы выиграть аэродром Буки. К вечеру стало ясно, что Соколов не собирается присылать самолетов, а противник на широком фронте перекликался при помощи ракет. Было очевидно, что предстоят серьезные события. Бой же за Будиловку выжал окончательно все боеприпасы. Решил распустить отряды по участкам и не принимать боев.

С п[артизанским] о[трядом] [им.] Хрущева утром стал в Гута-Потиевская, заказал там себе баню; помыться не удалось, ибо вскоре поступили данные, что из Новой Буды через Будиловку на Замиры шла автоколонна около 50 машин с танками. И п[артизанский] о[тряд] «Червонный», отходя от Будиловки, зажег из ПТР 2 автомашины под Замирами и, подбив до 15 чел[овек] солдат, ушел в лес. Одновременно со стороны Чеповичи прибыли крупные силы пехоты с пушками в Сычовку и начали обстреливать Бучки и Буки термитными снарядами. Села загорелись. В это же время прибыл ко мне отряд [им.] Микояна, который был немного потрепан под Шершнями, после двух боев под Злобычами и Десятинами. На них напал проходивший с фронта русско-немецкий стро[ительный] батальон. Противник понес значительные потери в людях. Микоянцы захватили 2 пулемета, 2 автомата, винтовки и др[угие] трофеи, но самим тоже пришлось жарко. Они вышли ко мне поротно. Командир отряда был тяжело ранен в ногу. Имеется несколько убитых и пропавших без вести. Таким образом, все отряды собрались ко мне. Из попытки действовать поотрядно ничего не вышло. Я начал руководить выходом отрядов из боя.

Дал указания п[артизанским] о[трядам] [им.] Хрущева и [им.] Микояна выдвинуться по маршруту Гута-Потиевская — Добрынь, Гута-Добрыньская — в лес. П[артизанские] о[тряды] «Червонный» и Киевский должны следовать туда же.

Со стороны Вихля-Салы противник отрезал путь отрядам. Через Добрынь он двигался на 8 автомашинах, но я предусмотрительно приказал сжечь мосты, и это испортило немцам маневр.

Отряд «Смерть фашизму» сосредоточился в районе Забранное. К вечеру сложилась [такая] обстановка: Замиры, Дерманка, Сычевка, Гута-Потиевская — были заняты противником. В Добрыни немцы строили мосты и собирали силы, был слышен гул многочисленных моторов. Со ст[анции] Турчинка на Добрынь двигалась большая пешая колонна казаков, которые, проходя Емилевку, спрашивали: «Где бандиты?»

В одной из хат северной окраины Гута-Добрыньская я проводил совещание командиров отрядов. На совещании был поставлен вопрос о необходимости действовать на ж[елезной] д[ороге] Коростень — Киев и асфальте Киев — Житомир в соответствии с указанием Украинского штаба. Я предложил в связи с создавшейся обстановкой действовать поотрядно для того, чтобы ввести противника в заблуждение.

Все командиры отрядов жаловались на то, что на винтовку имеется только 10–15 патрон[ов], а на пулемет — от одного до 3-х магазинов, и категорически высказывались против того, чтобы действовать поотрядно. Они заявили, что от соединения не отстанут. Таким образом, они возлагали всю ответственность на командование соединения. Как выход из создавшегося положения, они предлагали оставить этот район, уйти на запад, где дожидаться грузов. Видно было, что указание Украинского штаба действовать здесь не имело никакого веса в глазах командования отрядами.

Пришлось совещание прервать на 1 час и обсуждать создавшееся положение на совещании штаба. Оно затянулось, мнения были противоречивы! Я предлагал обождать еще в надежде получить грузы, оторвавшись от противника выходом в Макаровские или Клавдиевские леса. Комиссар колебался и говорил туманно, нач[альник] штаба обрисовал трудности положения и ничего не сказал. Доктор Тарасов{225} высказался ясно, что штаб не помогает патрон[ами] и медикаментов нет, оставаться и действовать голыми руками для того, чтобы истребить 1500 партизан, — бессмысленно и что следует уходить на запад. Величко высказался за возможность еще остаться (по правде говоря, он всегда поддерживает мое мнение).

Гаврилюк говорил, что грузов принять нам здесь не дадут и что следует идти на запад, где получить грузы. Решил на том, что пока выведу отряды из-под угрозы, а там будет видно, каковы возможности остаться еще в этих краях.

Приказал начальнику штаба вывести отряды по азимуту на Вихля, накормить людей и коней в Нова-Буда и Новоселка и день — быть в лесу в районе Жобоч или Меньковка, сам ушел спать.

13 октября 1943 г. Лес 3 км юж[нее] Няневки. Вышло так, как было решено. Противник остался в дураках в районе Добрынь. Тысяча людей на конях ушли у него из-под носа, кормили коней и завтракали там, где накануне они имели исходное положение для наступления, и теперь наблюдают, как с Радомышля на Жобочь — Янивка идут новые силы пехоты, танков, конницы против нас, на подкрепление в Добрынь.

Здесь подписал приказ п[артизанскому] [отряду] «Смерть фашизму» действовать самостоятельно, потому что соединение уходит временно в Клавдиевские леса. И выслал отряду рацию РПО-2 с отделением конников. Правда, эта несчастная рация имела питания только на несколько [часов] работы.

Но что поделать? Вообще скоро с Москвой придется оборвать связь за отсутствием радиопитания. Командирам я сегодня показал класс маневренности, пример того, как уходят от противника, но на них это мало подействовало. Где бы мне взять таких несколько, как сам я?{226} Таких нет, черт дери!

Я предлагал всем своим штабным командирам командовать любым из 7-и п[артизанских] о[трядов] самостоятельно в этом районе, — никто не берется.

В свое время я говорил Мельнику: «Вырастает соединение свыше 600 чел[овек] — отдаю остальных тебе, — действуй самостоятельно». Теперь людей около 1500, я даю ему людей отряд, он не берет, а если и согласен взять, так с условием действовать не здесь, а где ему хочется. По-видимому, заразите[льно] жить в дебрях Белорусских лесов.

Вечером заняли Менькивку, где приказал заготовить продуктное питание на 2 суток, с расчетом два дня прожить конспиративно в лесу, избегая боев.

14 октября [1943 г.] Х[утор] Глушище. Опять старая история с самолетами. 14[-го] и 15[-го] предлагали прислать самолеты — и не прислали. Продукт[ы] питания были израсходованы. Люди — голодны. Решали вопрос, что делать, куда следовать. Было очевидно, что с конским составом двигаться через линию фронта невозможно, с другой стороны, бросать в кодрянских лесах 800 лошадей было жаль, так как здесь, кроме противника, никого не было.

Итак, было решено в ночь на 16 октября выйти в Меньковские леса и оттуда раздать коней населению Потиевского и Чеповичского районов и пешим порядком следовать на северо-восток, в Ивановские леса.

16 октября [1943 г.] Лес 3 км юж[нее] Няневки. Сложная обстановка. Во всех селах кругом немецкие гарнизоны. Разведка донесла, что весь наш район действий наводнен войсками.

С целью покончить с нами противник планировал движение отступающих колонн по четырем дорогам через район нашей деятельности.

Войска двигаются:

1) По шляху: Малин — Ворсовка — Мирча — Радомышль.

2) По дорогам: Малин — Берковка — Устиновка — Дерманка — Буки — Добрынь.

3) Чеповичи — Сычовка — Забранное — Турчинка.

4) Чеповичи — Шершки — Старики — Турчинка.

Очевидно, что нам не достать даже продовольствия. Двигаться на северо-восток в этих условиях невозможно.

Весь день прошел в перестрелке с противником. В Няневке были ранены наши наблюдатели. В Меньковке убит нач[альник] штаба п[артизанского] о[тряда] [им.] Хрущева ст[арший] лейтенант Полущенков, политрук группы автоматчиков Николай Кершок — мой старый соратник по партизанщине. Он пришел ко мне в феврале 1942 г. мальчиком и все время был со мной. Даже сопровождал в Москву. Как жаль этого парня…

Тут же был прострелен насквозь в грудь к[оманди]р группы автоматчиков п[артизанского] о[тряда] [им.] Хрущева Гарнев — отличный командир. День был серый и холодный. Покуда стояли в лесу, уже 4-е сутки голодные кони. Я целый день напряженно думал: что делать? Не выполнить приказ Строкача и Хрущева я не мог. Выполняя приказ, я должен разрушить все, что так упорно и трудно создавал, как прибыл из Москвы.

3 месяца я трудился над созданием большой конницы. Я хотел к осени создать отлично маневренное соединение с тем, чтобы нашуметь на Украине. Оно было создано и вот… не использовано. В силу поставленных задач конница оказалась ненужной помехой делу. Скрепя сердце приказал конницу оставить. Раздать населению коней поручил л[ейтенан]ту Плаксину, которого оставил со вторым Макаровским п[артизанским] о[трядом].

3 ноября 1943 г. С[ело] Ставище. В этом селе мы стояли 12 августа, когда проходили на восток за жел[езную] дорогу Коростень — Житомир, как и прошлый раз, сегодня ночью жел[езную] дорогу и шоссе перешли без шума. Охрана, увидевши нас, видимо, разбежалась. Расположились по старым квартирам. Население радостно приветствовало нас; люди выходили на улицы, с увлечением рассказывали нам о том, что о Наумовском соединении они много слыхали. По их словам получается, что, будучи за жел[езной] дорогой, мы все время вели крупные бои и что в Потиевском районе устанавливали советскую власть.

Люди также рассказывали, что газета «Голос Волыни» писала о недавнем разгроме соединения генерала Наумова и при этом немцы захватили 1200 лошадей с седлами, 500 повозок, 200 пленными и убили 700 партизан. Ввиду того что Ставище небольшое село, стояли в нем только до 13 час[ов], затем переехали далее на запад и заняли ряд поселков: с[ело] Ришевка и м[естечко] Сушки, где остановились с намерением отдохнуть основательно, ибо люди нуждались в большом отдыхе, раненые в перевязках, кроме того, надо было сделать санобработку и починить обувь.

4 ноября 1943 г. Сушки. Отдохнуть не пришлось. На п[артизанский] о[тряд] «Смерть фашизма» в 10.00 начали наступать полицаи числом до 100 чел[овек]. Отряд опрокинул их. После начало прибывать подкрепление, общей численностью до 40 автомашин со взводом бронемашин. Отряды: «Червонный», «Смерть фашизму» в это время переходили в район Сушки для расквартирования по-новому, чтобы подтянуться ближе к штабу. Противник оказался в более выгодных условиях; первый удар пришелся на малочисленный Макаровский отряд и кав[алерийский] взвод [отряда им.] Хрущева, подкрепленные группой [партизан отряда им.] Хрущева.

В это же время поставил задачу [отрядам] «Смерть фашизму», Киевскому ударить [на] противника справа и с тыла, обойдя через пос. Франдзор, а «Червонному» — слева.

Позднее снял потрепанные и истратившие боеприпасы группы [партизанских отрядов им.] Хрущева и Макаровского района, а послал со стороны Сушки роту [отряда им.] Микояна с задачей ударить противнику в лоб. Бой продолжался с 13.00 час[ов] до 19.00 час[ов] и был очень напряженный. «Смерть фашизму» в начале удачно ударил в тыл противнику, и подкрепление на 8 автомашинах бросило машины [и] пошло наутек, но командование отряда отстало где-то, а противотанковое ружье попало в Киевский отряд, бивший по флангу противника. Положение пр[отивни]ка было сначала [усложнено] этими обстоятельствами, однако подошедшая бронемашина ринулась на неуправляемый отряд и обратила его в бегство.

В это время «Червонный» не использовал возможности ударить по тылу и наступал на левый фланг, оставил господствующую высоту с дотом противнику. Эти две ошибки спасли два батальона противника от полного разгрома, чего я хотел добиться. Особенно хотелось захватить оружие и боеприпасы. Вечером бой закончился с неопределенным успехом; противник остался на восточ[ной] окр[аине], другая половина села [была] в наших руках. Мы потеряли 15 чел[овек] убитыми, около 30 ранеными, которых полностью вынесли.

Противник понес тяжелые потери в офицерском и рядовом составе, [потерял] одну бронемашину, 2 автомашины.

Трофеи: 1 пушка, 6 пулеметов, 12 автоматов, много винтовок и пистолетов, снарядов 42, патронов было мало.

После короткого совещания, с 20.00 до 23 час[ов] отправлял отряды по дороге на запад, и к 1.00 час[ов] 5.XI.43 г. заняли с[ело] Белка, большой нас[еленный] пункт с тем, чтобы дать отдых и осушиться людям, бывшим весь день в бою под дождем.

5 ноября 1943 г. Охотовка. Отдохнуть в Белки не пришлось. В 8.00 утра отряды выступили, обстреливаемые противником из пулемета, по пути на Бондаревку — опять немцы, их оказалось не более взвода, и они не посмели вступить в бой.

Оказалось, что в с[ело] Ушица немцы ожидали нас еще вчера. Было ясно, что они вчера полагали, что мы не выдержим натиска и отойдем в лес, где поджидали нас засады. Сегодня они не успели навязать нам боя в Белках, так как в Сушки вчера, отходя, мы сожгли мост, и они не успели догнать. В Бондаревке противника не оказалось, но после того, как отряды расположились в обороне со стороны Ушицы, подошла рота немцев на автомашинах. Бой принял п[артизанский] о[тряд] «Смерть фашизму», подбив [при этом] 2 автомашины, и, перейдя в контратаку, отряд преследовал противника 2 км, захватил при этом: 1 ручной пулемет, 15 винтовок и 6000 немецких патронов. Немцы потеряли убитыми 20 и пленными 6, которых после допроса расстреляли, кроме одного словенца. Из допроса пленных установлено, что против нас действовал 212[-й] п[ехотный] п[олк] 274[-й] пехот[ной] дивизии, дислоцированной в Коростене.

Немцы вскоре опомнились и снова начали наступление, получив подкрепление.

Весь день прошел в бою с командиром [немецкого] полка, подполковником Герман; было установлено, что нас преследует та же группировка, что действовала в Кодрянских лесах и Потиевском районе. Один офицер, опрашивая жителей в с[еле] Ставище, говорил, что они гонят этих партизан от Киева и что всю дорогу усеяли их трупами. Немцы говорили, что нас уже не более 300 чел[овек], — буду надеяться, что скоро они донесут начальству об истреблении соединения и прекратят преследования. В 19.00 вечера заняли небольшое с [ело] Охотовка Лугинского района. Пришлось размещать по 12 чел[овек] в хате. Противник находится в 6 км, занимает с[ело] Бондаревку. До рассвета думаю покинуть село и следовать на отрыв лесами. Сейчас задача покормить людей и отдохнуть.

6 ноября [19]43 г. Рудня-Мяколовацкая. Отдохнуть и покормить людей, как все ожидали, не пришлось. В 20 ч[асов] 30 мин[ут] разведка противника подлезла к лесу и начала обстрел из пулемета и миномета. Я дал указание: «Из села не выходить (ночь была очень темная) и держать прочно сев[ерную] и запад[ную] опушки леса. Половину состава держать в обороне». Противник не давал покоя нам всю ночь, обстреливая село издали, со стороны Бондаревки. Было очевидно, что немцы более уточнили наше местонахождение. В это же время разведка доложила, что на ст[анции] Кремно высадили 2 эшелона войск, а на стан[ции] Белокоровичи поданы 2 эшелона автомашин — противник готовится встретить нас с севера. Следовало ожидать столкновения с противником по направлению на север. Командир местного п[артизанского] отряда им. Котовского советовал мне следовать на отрыв от противника, на Яменец — Короливку. Я решил идти лесом на Мяколовичи, минуя населенные пункты. Это решение было правильно, оно спасло соединение от разгрома. Уже утром, находясь в лесу, мы узнали от местных жителей, бежавших от немцев, что окрестные села ночью были окружены противн[иком]. Оказалось, что из Эмильчино прибыли ночью 2000 немцев и черниговских полицаев. Однако проводники нас ловко водили по лесу, и мы избежали столкновения с немцами. Самолет против[ника] также нас не обнаружил, хотя был занят нами целый день. Особенно хорошо провел нас житель с[ела] Амелунижа Харитон Прокопьевич. День прошел без боя. Немцы нас прошляпили. Теперь, надеюсь, уже не поймают. Почти от Киева{227} и насквозь по всей Житомирской области мы прошли с боями. Нас преследовали большие силы, встречали резервные полки. Мы подняли все гарнизоны противника со всей наличной техникой на ноги. Немцы появились в таких [местах], где не бывали даже при проходе фронта; однако я ни одного раза не ошибся и соединение силою в 1200 чел[овек] с обозом раненых, около 40 подвод, в составе 7-и партизанских отрядов прошло этот большой путь без потерь.

Бойцы и командный] состав удивляются, как бесконечно много раз мы выходили там, откуда, кажется, не выйти. За весь этот поход не брошено ни одной винтовки, ни одного раненого, ни одной повозки, а захвачено у противника много трофеев, вплоть до пушки. Правда, я не удержался в своем районе до праздника 7 ноября, но отошел в полном порядке. Несмотря на превосходство противника в силе, маневре, технике.

Если вспомнить, как я 7 июля прибыл в соединение, туда в Пинские болота, куда затащил его горе-полководец, мой Мельник, то оно насчитывало 339 чел[овек], полураздетых, босых, прячущихся и разбегающихся при одном выстреле. Теперь соединение закалилось в боях и способно сокрушить любого противника. Кроме того, я узнал, что все украинские партизанские соединения давно находятся за ж[елезной] дорог[ой] в Белоруссии{228}. Таким образом, только один Наумов на Украине, Укр[аинский] штаб держал это от меня в строгом секрете. Теперь только мне стало ясно, почему на меня сыпятся все шишки. Недаром немцы везде кричат, что Наумова надо истребить во что бы то ни стало, но в Белоруссию я идти не собираюсь, и пусть мое, закаленное боями, истинно украинское соединение будет подарком нашему народу и правительству в день 7 ноября [19]43 г.

7 ноября 1943 г. Жубровичи. Здесь противника не оказалось. Село огромное. Соединение хорошо разместилось для отдыха. Начали готовить юбилейный приказ по соединению для личного состава. Радио принесло радостную весть. Войска I Укр[аинского] фронта штурмом заняли г. Киев. Эта новость с быстротой молнии облетела все местечко и соединение. Хозяйка моей квартиры, дряхлая и глухая, после того, как я прокричал ей на ухо: «Красная армия захватила Киев», — повернулась к переднему углу и начала широко креститься, причитая: «Дай вам боже здоровья и силы».

Я сообщил эту новость в соседней хате, где хозяева-старики застывали при этом сообщении в каком-то радостном столбняке, не зная, плясать от радости или броситься на меня с объятиями. Люди, измученные войною и запуганные немецкими извергами, не молились своему богу за Красную армию, всем было ясно, что занятие Киева принесет скорое избавление от людоедов-немцев.

8 ноября [1943 г.] Зубковичи. Утром заняли с[ело] Зубковичи, противника не было от Олевска до Эмильчино. Приказал мобилизовать население и произвести завалы дорог. В Зубковичах решил стоять несколько дней, так как село вместило всех и нужно было дать возможность лечить раненых, которых оказалось свыше 50 чел[овек], а также необходима была санобработка личного состава и обуви. При входе в Зубковичи колонну обстреляли разведчики полковника Мельника. Другие были задержаны, и я был очень рад, что Мельник Я.И. с соединением стоит в Кочечине. Я сразу же написал ему приглашение прибыть ко мне. Через несколько часов произошла радостная встреча. Были приглашены все командиры и комиссары отрядов, и мы много выпили самогонки в честь встречи, а также за 26-ю годовщину Октября.

На другой день я поехал к Мельнику в гости, где находился 2-е суток. Из личных наблюдений установил, что соединение Мельника [является) незначительной силой, без пулеметов, Личный состав труслив, живут бедно, многие без теплой одежды, в лаптях. Точно такая картина была в моем соединении, когда я прибыл из Москвы в Пинские болота. Командование не единодушно, отношения командира и комиссара натянуты{229}.

Все это оставило тяжелое впечатление. Соединение было занято работами по оборудованию землянок в районе Голыши. Я много говорил о том, что землянки делать это праздное занятие и что соединение надо выводить в украинские села, обуть и одеть людей. [Сделал] предложение следовать совместно со мною на запад, вначале выдвинуться в район Эмильчино. Предложение т[ов]. Мельником было принято. Я искренне хотел помочь соединению. Там же я встретил т[ов]. Грабчака — «Буйного»{230}, он произвел на меня приятное впечатление, как умный командир, но не понравился тем, что из землянок вылезти не хотел и, следовательно, говорить о деле [с] ним не приходилось.

[13 ноября 1943 г.] М[естечко] Эмильчино. Утром 13 ноября узнал о том, что противник собирается эвакуироваться с м[естечка] Эмильчино, было принято решение двигаться всем соединением и занять Эмильчино или приостановиться в ближайших селах. В ходе марша разведка донесла, что местечко оставлено противником. В 23.00 вечера мое соединение заняло местечко. Сразу было призвано к порядку различных местных партизанских групп с соединений Шитова, Маликова, Грабчака и других, занимавшихся открытым грабежом мирного населения. Одна с таких групп была арестована и обезоружена — это соед[инение] Шитова; через неправильное руководство местными партизанами они сожгли казарму с оружием и боеприпасами, больницу, родильный дом и дом культуры в с[еле] Подлубах. Они жгут там, где следует сохранять, и репрессируют тех, кому след давать. Отставшая от соединения Маликова девушка — партизанка Люба Скрицкая, вступившая в наше соединение, рассказывала о так называемой боевой деятельности партизанской группы под командой Кучинара Трофима Андр[еевича].

Эта группа действовала от соединения Маликова в районе с. Ново-Зеленая Баришевского района Житомирской области. Эта группа состояла из местных жителей, часто занимавшихся поисками носимых вещей, которые обычно отнимались у мирных жителей и собирались для личного обогащения. У самой Любы таким образом были отняты с побоями и угрозами расстрелять женские сапоги. При этом проводивший эту «операцию» командир группы требовал обязательно новые и хромовые, в то время как его возлюбленная сидела тут же на возу, нетерпеливо ожидала «подарка».

Второй случай был с[еле] Жатковка, в 1 км от Н[овоград-]Волынского, где группа партизан под командой Осадчука Павла избивала одну старушку шомполами до тех пор, пока старуха не лишилась рассудка. Осадчук вымогал тогда от нее сапоги и друг[ое] имущество. Сама Люба была на этой «операции» участником. Вообще, по словам Любы, применение шомпола для наказания стариков было в этой группе модным. Выезжая на «операцию», один партизан одалживал у другого шомпол для специальной цели — лупить, если у его винтовки такого не имелось. На одной из таких «операций» командир Осадчук приказал этой же комсомолке Любе отпустить 15 шомполов старику за какие-то старые между ними счеты.

Таких отдельно действующих групп под термином «по особому заданию в здешних краях» «короли белорусских лесов» Сабуровы, Маликовы, Шитовы и им подобные расплодили видимо-невидимо. Эти группы, уходя [для действий] на коммуникациях, на организацию новых отрядов, на «выпалку оружия», нередко не появлялись в соединении многими месяцами и, имея командирами несерьезн[ых] людей, ставали на путь полубандитизма{231}. В то же время штабы и командные пункты этих соединений находятся в глубине белорусских лесов и не имеют возможности ни руководить, ни воспитывать своих партизан. На мой взгляд, от действий этих групп не столько было пользы, сколько политического ущерба партизанскому движению. Кроме того, такого пошиба группы — неизбежные зародыши будущего послевоенного бандитизма. Люди, привыкшие [к] мародерству, к легкой поживе, — это будущие бандиты.

Неудивительно, что я был поражен размахом того грабежа, который чинили местные партизаны в Эмильчино. Под квартиру я занял дом священника, отца Николая. Во всем довольно обширном доме целый хаос: у него отобрали было все вещи, мебель перевернута, посуда частично побита, квартира не топлена. У него отняли лошадей. К[омандир] гр[уппы] п[артизанского] о[тряда] им. Дзержинского требовал 30 000 рублей советскими знаками в помощь Красной армии. Я прошел ряд прилегающих квартир, где обнаружилось то же самое. В большинстве домов жителей не оказалось, разбежались, спасаясь от произвола.

В г[ороде] Эмильчино оказалось все хозяйство исправным: 2 электростанции, 2 паровых мельницы, пекарня, баня с дезкамерой, кинотеатр со стационар[ной] звукоустановкой и двумя кинокартинами на полном ходу, типография с мощными типографскими машинами и обилием русского и украинского шрифтов и краски, огромные склады различного зерна — 500 000 пудов, склад с овощами, сенопункт, склад сушеных фруктов, сахар, соль, писчая бумага.

Внутри и вокруг города были многочисленные доты, дзоты и бункера. Занял город соединением, и, выставив пулеметы в дотах, мы написали приказ по гарнизону, который отпечатали в городской типографии и расклеили по городу. От местных жителей узнали, что еще за неделю до нашего прибытия местная комендатура располагала данными о том, что от Киева идет соединение героя СССР Наумова и разбивает на своем пути все препятствия.

Еще тогда немцы думали об уходе. Появление нашей разведки в районе Подлубы заставило противника кинуть и Середы, сильно укрепленные пункты. Паника быстро передалась на двухтысячный эмильчинский гарнизон и привела к быстрой его эвакуации. В ходе сборов и формирования обозов выяснилось, что некоторые немецкие и полицейские семьи были забыты, и тогда поступил приказ сбросить в реку 15 возов с боеприпасами и некоторое оружие. Немцы также не успели угнать с города скот, который поспешно был разведен населением. Жители показали, куда немцы бросили боеприпасы, и я приказал отрядам заняться добычей их с шестиметровой глубины; ребята много-много дней тискали баграми цинковые банки — коробки с патронами, прокалывая острыми наконечниками цинк. Всего было извлечено около 150 000 штук патрон[ов], мины, несколько пулеметов. Достав патроны, я решил не уходить с Эмильчино, пока Москва не пришлет толу, патрон[ов] [к] ПТР, медикаментов, радиопитания и радиодокументов{232}. Соединение было здесь обеспечено всем необходимым. Для приема самолетов был налицо городской аэродром, о чем я доложил Москве. На второй день нашего прибытия в город немецкий батальон 8-й танковой дивизии пытался войти в Эмильчино, но было уже поздно, я успел раньше. Бой вел один «Червонный отряд», и противник с того дня стал обходить наш город.

Город уже жил нормально. Начали работать электростанции, театр, мельницы, пекарня, баня. Жители города и прилагающих сел в течение двух недель носили и возили хлеб со складов. Все партизанские соединения и отряды потянулись в город за хлебом; стали испрашивать соли, сахару, табаку, овса, муки, гороху — одним словом, перешли на обеспечение в соединение Наумова. Шитовцы даже испросили необходимых материалов (имелись в виду оконные рамы, плиты и рамы, двери, то есть разрушение города). В этом пришлось отказать, так как я в своем приказе призывал выходить из землянок для сохранения украинских городов и сел.

Следует отдать дань справедливости «королям лесов», они не изменили своей тактике и ни одно соединение не вышло из лесов, не приблизилось ко мне ни на один шаг.

Все они, несмотря на указание Украинского штаба, оставались в землянках, высылая бесконечные транспорты в Эмильчино за хлебом и присылая любезные пожелания новых успехов. Вот они. […]{233}

7 декабря 1943 г. Малая Глумча. Соединение отходит на запад. Впереди трудный путь. Нужно пройти зону опустошения — Городницкий район, где все села выжжены немцами. Ни продовольствия, ни фуража, [ни] квартир для размещения людей нет. И так будет до р[еки] Случь, а что ожидает там — неизвестно. У меня нет продовольственных запасов. При таких условиях легче было бы маневрировать в богатых районах Украины, южнее асфальта Новоград-Волынский — Ровно. Но в бою с танками за Эмильчино израсходовали все боеприпасы, и бронебойные патроны и бронебойки превратились в простые палки, а без них появляться в степях Украины, у главных коммуникаций — ничем не оправдываемый риск.

Вчера приказал подготовиться к маршу. Следовало обеспечить отряды фуражом на 3 суток, продовольствием на 7 суток. Запас муки был вывезен из Эмильчино, где я своевременно давал задание запастись мукой, остальное было взято [в] Янча-Рудня. Таким способом везем с собой овес и сено, гоним коров, волов. Марши запланированные небольшие — 20–25 км на день, так как земля остылая и голая, конский состав следует беречь.

В предвидении ночевок в лесу приказал сформировать саперные взводы — иметь топоры, пилы, лопаты, ломы. Пока кончилась роскошная жизнь в городе. 3 недели жили в Эмильчино, где имели все бытовые и хозяйственные условия. Дело дошло до того, что начали делать масло, ситро, пиво. Отдохнули на славу.

В 2.00 5.12.[1943] противник силою до 3000 [человек] пехоты окружил Эмильчино и при поддержке 17 танков и батареи полковых орудий атаковал нас. Отряды под грохот артиллерии и минометов, сильно огрызаясь, отошли на Рудню-Подлубецкую. Противник танками и пехотою преследовал [нас] до леса. Город сдан противнику не даром. Большие потери немцы понесли в живой силе и 3 средних танка. Под угрозой прорыва танков на Рудню-Подлубецкую приказал сжечь мосты.

Я знал, что «Червонному» п[артизанскому] о[тряду] из-за этого придется бросить пушку в реке, но это легче, чем преследование танками на чистом поле отходящей пехоты. Пушка была брошена в реку, замок вынут и сохранен. По занятию г[орода] Эмильчино пр[отивни]к проводит дополнительные окопные работы, поставил сильные гарнизоны [в] с[елах] Кулеши, Середы, Нитино и послал экспедицию против партизан на Городницу. Нас оставил в покое, но у нас нечем было бить ихние танки.

Москва не шлет самолетов, хотя погода стоит отличная. Пара ящиков патронов к ПТР сделала меня бы во сто крат смелее, а пока я буду трусливо ходить по лесам. Такова судьба! Противник опять увязался за мной, — следует решительно оторваться.

Мой комиссар, подп[олковни]к Кищинский, остановился сегодня у толковой хозяйки, веселой женщины Проценко Агрипины, к которой собираются вечерами соседки, обмениваются новостями. Их более всего интересуют вопросы партизанского движения, так как их мужья находятся в Красной армии или в партизанах. Из беседы с этими женщинами мы узнали, что о соединении Наумова они знали задолго до нашего прибытия от казаков, стоявших в м[естечке] Эмильчино и с[еле] Подлубы.

Казаки говорили о нас, оказывается, невероятные истории: «От Киева идет банда Наумова численностью в 17 тысяч человек, которая на своем пути сметает все, и ничто ее не может удержать». Говорили, что Наумовская банда идет прямо на Эмильчино и на своем пути сметает все, что ей подается, и всех убивает. Рассказывали про бои в различных местах и высказывали настроение эвакуироваться. Из беседы с женщинами стало ясным, что противник силою свыше 2500 чел[овек] бежал от нас панически, бросил склады зерна, овощей, сена, боеприпасы и прочее.

В 17 раз преувеличил [противник] наши силы, как жаль, что мы не знали об этом в свое время. Можно было бы захватить, по крайней мере, до миллиона патронов и много оружия. Это следует отнести за счет нашей плохой разведки.

Зная на одни сутки раньше об этом, — все было бы в порядке, Грабчак несомненно обо всем этом знал, но не сказал об этом при встрече. Он думал, что ему мало достанется. Вот оно делячество.

8 декабря 1943 г. Бронница. Я готовился к худшему — к ночевке в лесу. Но оказалось, что в Броннице свободны 52 дома, остальное сожжено. В них 5 дней тому назад стояли Шитовские партизаны, а теперь выехали в район ст[анции] Гуты. Вечер сегодня — морозный. Трудно было бы представить ночевку в лесу в такую погоду. Поэтому уцелевшие 52 дома для соединения явились приятной неожиданностью, разместились тесно, но тепло. Явился Шитовский комендант села, который объявил, что фуража и продовольствия здесь нет.

Я ответил, что мне это было видно еще из Эмильчино и что на все это я имел предусмотрительность и в фураже и продовольствии не нуждаюсь. От коменданта и жителей удалось узнать, что польские села, запад[нее] ст[анции] Гуты целы, что меня обрадовало. Ибо мороз крепнул не на шутку. И надо было прибыть к исходу будущего дня, скрыться куда-то под крышу.

9 декабря 1943 г. С[ело] Брониславка. Еще день пути по зоне опустошения. Сегодня проходили через застывшие первым инеем руины знакомых в июле еще цветущих сел: Владимировка, Забара. Проход[имые] здесь села летом были целы и полны замечательных людей. Эти люди в короткий срок сделали нам 300 штук седел и отдавали последние свои редутки на потинки. В воображении рисуется целый ряд встреч. Где они теперь, эти замечательные старики, женщины с детьми? Кругом мороз в тумане, даже не видно собак, и следов жизни нет. Гитлеровцы вскоре после нашего ухода выжгли все села Городницкого района, создавая зону опустошения. Мертвая тишина. Глухо стучат колеса нашего огромного обоза. Бодро идут откормленные в Эмильчино кони и отдохнувшие бойцы. Нет неустрашимых сыновей этих мертвых сел. Зона опустошения, колонна бодро идет вперед с железным желанием победить во что бы то ни стало.

К исходу дня мы прошли эту мертвую зону. И зашли в знакомые польские села, откуда 5 месяцев назад уходили на Украину числом в 300 человек. Вернулись после многочисленных боев, соединение выросло до 1200 человек, и оставили около 600 чел[овек], для продолжения партизанской войны в районах Киевской и Житомирской областей. Поляки уже знали о нашем приближении, и все население высыпало на улицы, приветливо и радостно встречая нас. Они обижаются на местных партизан и не любят их.

О нас у них остались приятные воспоминания. В Рудне-Быстрецкой встретился старик из с[ела] Кировка (Каменка), беженец из-за Случи. Он опознал А. Ляха и ст[аршего] лейтенанта Величко, которые спасли их село от немцев. Тогда местный Чапаевский отряд разбежался, а горстка наумовцев — 27 чел[овек] разогнали роту немцев и спасли уже зажженное село и жителей от угона в Германию.

Соединение стало в 8 окрестных польских деревнях, впереди р[еки] Случь. За ним националисты-бульбовцы. Далее — неизвестность. Нужно продовольствие, фураж, аэродром, кони, сани. Все это мы должны взять за Случью у националистов. Нужно весь состав посадить в сани с тем, чтобы приобрести способность выходить в украинские степи.

Сводка информбюро сообщает мало утешительного. Идут бои в районе Кременчуга, Черняхова. Наш бывший район деятельности — арена ожесточенных боев. Видно, что наступление Красной армии затягивается на зиму.

12 декабря [19]43 г. Брониславка. Провел совещание штаба. Решали вопросы, что делать дальше? Требуется продовольствие, фураж. Всего этого в здешних селах нет, так как население польских сел живет вообще здесь бедно. Кроме того, тут же стояли партизанские отряды Шитова, и очень много беженцев-поляков, поживших{234} от бульбовцев и бандеровских банд. Эти беженцы во многих случаях без продовольствия и фуража. На почве недоедания и плохих бытовых условий свирепствует бытовой тиф. В 30 населенных пунктах (многие из этих населенных пунктов насчитывают только 8–15 дворов) проживает свыше 20000 поляков.

Националисты продолжают жечь польские села, вырезать поляков, которые приходят сюда из районов Корец, Костополь, Сарны.

Недавно бандеры сожгли населенный пункт Окоп и вырезали там всех поляков. Короче говоря, обстановка для пребывания соединения малоблагоприятная. С целью приобрести аэродром решили вытеснить бандеровцев из с[ела] Быстричи, Вулька-Холопская, Холопа, за р[екой] Случь, заготовить продовольствие и фураж и действовать в ожидании грузов в треугольнике: Сарны — Ровно — Городница. Попытаться вытеснить из этого района бандеровцев и провести необходимую разъяснительную работу среди населения. Жаль, что нет типографии. В Эмильчино мы захватили богатейшую типографию, но тогда мой комиссар завел у себя какой-то политотдел (как он решил подписывать листовки) и не хотел даже беседовать со мной. Осматривая типографию, я советовал Кищинскому заготовить шрифт и заказать ручной типографический станок. В результате вся типография снова досталась противнику и даже два ящика неразобранного шрифта; вот какую шляпу надели мы с беспечным комиссаром.

Вчера отряды Микояна, «Смерть фашизму» и Киевский заняли села: Быстричи, Вулька-Холопская и Холопы. Бандеровцы бежали. Со стороны Моклин бандеровцы числом до 500 чел[овек] пытались наступать трижды, но смелыми контратаками были отброшены и обращены в бегство.

В течение этих суток много вывезено из этих сел муки, зерна, фуража и другого продовольствия. 39 мужчин из с[ела] Быстричи были приведены в Брониславку, где мы с комиссаром беседовали с этими людьми.

Раскрывается интересная картина: первое, это то, что среди населения бандеровцы не особенно влиятельны{235}. В их банду идут большей частью уголовные и кулацкие элементы. И ни один из 39 не является бандеровцем. Оказывается, по словам этих людей, бандеровцы в основном состоят из галичан, население их боится и быть в их отрядах считает грязным делом. В то время, как нас информировали Шитовцы, все население за Случью в этой зоне причисляется в клику националистов.

Второе — эти люди, находящиеся в 10 км от Шитова, не знают о нем и вообще о других партизанах, настолько слабо наше влияние. Население это ожидает нашей помощи и защиты его от бандеровских головорезов.

Из 39 опрошенных [значительная часть] оказалась нам друзьями и рассказала все откровенно, что знала о бульбовцах и бандеровцах. Не менее половины не хотели говорить только из-за страха перед бандитами, остальные будут тоже нашими друзьями, если [партизаны] защитят [их] от бандитов. Эта беседа помогла нам сделать заключение о том, что не следует бояться поголовного сопротивления всего населения западных областей. Мое соединение, где бы оно ни было, везде пользовалось любовью народа, значит, [так] и будет{236}. Мы будем пользоваться симпатией, только надо ее заработать, и тогда можно будет за Случью нести знамя красных партизан. Нужно немедленно выходить за Случь, в народ! Надо подорвать влияние «петлюровских старцев».

Вчера ко мне прибыла делегация местной польской самообороны во главе командира Николая Скибы. По их словам, в оставшихся 32 польских населенных поселках и селах теперь проживает около 20 000 поляков, большей частью беженцев, спасающихся от бандеровцев.

В Старой Гуте [имеется] окружной комитет, который, в свою очередь, организует местную самооборону. На проведенных по селам собраниях записалось 1200 добровольцев-поляков, составляющих теперь самооборону. По словам этой делегации, поляки могли бы довести самооборону до 10 000 чел[овек] за счет других районов. Весь вопрос в оружии. Вооружены только 30 чел[овек]. Местный отряд польский был Шитовым расформирован, поляки также обижаются на то, что шитовцы отбирают у них оружие.

Скиба говорил, что они не желают и не имеют связи с польскими националистами и хотят наладить связь с Вандой Василевской{237}, о чем просили нас. Мы обещали им и тут же написали радиограмму тт. Гречухе и Строкачу. Ясно одно, что при благоприятном исходе дела из поляков можно создать пару хороших полков.

13 декабря [19]43 г. Брониславка. Занятие сел Быстричи, Вулька-Холопская и Холопы дали соединению около 200 голов скота и много птицы, до 10 тонн хлеба и др[угих] продуктов и фуража. Сегодня я был намерен выдвинуть соединение за Случь и стоять там до получения грузов. Посадочная площадка найдена под Быстричами, однако откуда-то появилось около 500 немцев и атаковали нашу заставу в Быстричах, бой длился около 2-х часов, застава была отрезана от переправы и отошла в сторону Людвиполя.

Случь пришлось переходить Макаровскому п[артизанскому] о[тряду] вброд, по шею; несмотря на мороз, многие разделись и переходили реку голыми. Обоз был весь вытащен, отход совершен хорошо. В бою погибло двое [партизан], имеется несколько раненых. Из этого боя видно, что немцы оказывают поддержку бандеровским бандам и теперь надо иметь в виду двух коварных противников. П[артизанский] о[тряд] Микояна, спешивший на помощь заставе, вышиб немцев из Быстричей, но все равно решил отряды вернуть — отозвать, так как нужно иметь в виду, что немцы нам покою не дадут. Кроме того, из Москвы сообщают, что по причине плохой погоды самолетов не будет, одновременно Москва требует активной разведки и ежедневных донесений о противнике в районе Новоград-Волынский, Шепетовка, Житомир, Бердичев. Эта задача едва ли будет выполнена, так как совсем истекает радиопитание и сводки передавать не сможем. Опять же нет патрон[ов] [для] ПТР, а места там танкоопасные. Надо крепко думать, что делать? Если бы теперь у меня была конница, каждый отряд смог бы провести хорошую разведку. Что я буду делать с этой пехотой? Посадить в сани — нет ни саней, ни снега.

Задача соединения

Радиограммой т[ов]. Хрущева в прошлом ме[ся]це проставлена задача встать в район Шепетовка всем соединением и действовать на коммуникациях Шепетовка — Новоград-Волынск[ий], Шепетовка — Здолбунов. До сведения т[ов]. Хрущева было доведено, что соединение не имеет взрывчатки и боеприпасов — особенно патронов к противотанковым ружьям, которые необходимы для защиты соединения от танков и бронемашин и обстрела паровозов, также о том, что совершенно отсутствуют медикаменты и радиопитание и шифродокументы. Эти грузы Украинским штабом были обещаны на аэродром в г[ород] Эмильчино. После оставления г[орода] Эмильчино соединение, не имея баз, было занято поисками аэродрома в сочетании с наличием жилья, продовольствия и фуража. Таким местом оказались Быстричи — 8 км и Людвиполь — засилье бандеровских банд. Боем п[артизанских] о[трядов] им. Микояна и Киевского противник на участке Быстричи — Вулька-Холопская — Холопы был выбит — аэродром, продовольствие, фураж и села были завоеваны. Однако на поддержку оуновцам явились на другой же день немцы и показали нам, что принимать самолеты нам тут не дадут.

Сегодня радиограмма [от УШПД] требует разведданные за участки Новоград-Волынск[ий] — Бердичев; Шепетовка — Славута — Житомир, но нет радиопитания, нет конницы, нет снега, и [о] передвижении санями пока не может быть речи.

Для выполнения поставленной задачи мне требуется:

1. Две радиостанции РПО-2 с радистами и питанием (одна рация есть, но нет питания).

2. Десяток противотанковых ружей и тысяча — две [тысячи] патрон[ов] к ним.

3. Медикаменты и перевязочный материал.

4. Саней — 200 штук (их достать легче).

5. Штук 100–150 автоматов или карабинов.

6. Штук 200 снарядов к пушке.

7. Толу — 700 кг.

При наличии этого вооружения и боеприпасов я посадил бы в короткий срок весь личный состав на сани и (при наличии снега) пустился бы в смелый путь всем соединением на Украину, где, помимо поставленных соединению задач, можно достать теплую одежду, хорошую обувь и создать хороший транспорт.

Налицо соединение на 13 декабря [19]43 г. [имеет]:

Отрядов — 7: [им.] Микояна, [им.] Хрущева, «Червонный», «Смерть фашизму», Киевский, Коростышевский, Макаровский, комендантский взвод, главразведка. Личный состав воевать умеет, хорошо сплочен и сколочен, комсостав хороший. Имеется около 65 чел[овек] невооруженных, которые носят саперные инструменты. Люди чистые, одеты неплохо, но большая часть в фуражках и без перчаток. Верхняя одежда — немецкие шинели и пиджаки. Обувь — сапоги и ботинки.

Численный состав. Всего людей — 1264, из них: женщин — 76 чел[овек], [членов] ВКП(б) — 110, кандидатов — 75, члены ВЛКСМ — 318, украинцы — 591, русские — 290, белорусы — 104, армяне — 225 и др[угие].

Вооружение: винтовок русских — 541, иностранных — 84, автом[атов] ППШ — 192, автом[атов] иностр[анных] — 5 шт., револьверы — 35, пистолеты — 67, пистол[етов] иностр[анных] — 15, пулем[етов] станков[ых] — 5, пул[еметов] ручных] русск[их] — 38, пул[еметов] нем[ецких] — 7, ПТР — 7, минометы 50-мм — 2, пушек 45-мм — 1, раций — 5, биноклей — 11, ракетниц — 6, лошадей — 297, повозок — 73.

Боеприпасы: винтов[очные] патр[оны] — 17 500, иностр[анные] — 25 405, к ППШ — 45 615, к револьверу — 443, к ПТР — 152, ручных гранат — 264, гранаты противотанков[ые] — 4, снаряды — 89, тол — 2 кг, ракеты — 240 шт.

Характерно, что по прибытию в Эмильчино соединение насчитывало 999 чел[овек]. Прирост в личном составе произошел исключительно за счет нас[еления] г[орода] Эмильчино, откуда мы ушли после большого боя под гром пушек и преследуемые танками. Это обстоятельство характеризует новичков-партизан как хороший контингент пополнения, не разбежавшийся при таких неблагоприятных для новичков условиях выхода из города.

Примечание: счет прироста в Эмильчино увеличивается — если прибавить 10 убитыми и 20 армян, отпущенных в соед[инение] тов. Одухи. Таким образом, рост в Эмильчино равен 295 человек.

За период с августа по декабрь месяцы [1943 г.] соединение численно выросло с 317 до 1264, кроме того, оставило в своих районах отряды Киевский (второй) — ок[оло] 200 чел[овек], Макаровский (второй) — ок[оло] 250 чел[овек], Радомышльский — 50 чел[овек], Потиевский («Смерть фашизму» № 2) — 200 чел[овек], главразведка — 30 чел[овек]. Таким образом, соединения за 4 м[еся]ца подняли на вооруженную борьбу 1264-317 + 200 + 250 + 50 + 200 + 30 = 1677 чел[овек], кроме того, убитыми и пропавшими без вести — свыше 200 чел[овек], что в общем составляет около 2000 чел[овек], вооруженных трофейным оружием и поднятых на вооруженную борьбу с немецкими захватчиками.

Если учесть, что мы нигде не стояли и одной недели без боев, то в общем получается, что к нам шел только такой народ, который не боится выстрелов, то есть народ боевой, который отличается от большинства партизан лесных соединений тем, что он пришел воевать, а не спасаться. Вероятно, прежде всего, потому многие крупные соединения, превосходящие нас по численности втрое, считают нас грозной силой и думают, что нас очень много. Шитовцы говорят про наумовцев: «Эти — дадут», — когда речь идет о том, что следует повоевать. Что касается немцев или бандеровцев, то они увеличивают наши силы в десятки раз. Я был бы готов с этим народом делать самые смелые налеты на районные центры, если бы имел пару средних пушек. Однако захватить таких не удавалось, а Украинский штаб до сего времени мое соединение считает, видимо, десятым по значению.

Львиную долю грузов получали в течение года Сабуров, Шитов, Мельник, Скубко{238}, «Буйный». Утверждают, что Сабуров возит оружие в обозе, много забазировал, как излишнее, отбирал всеми правдами и неправдами оружие, присылаемое через его аэродром [для] других соединений{239}, не дал ни одного боя соединением, ни разу не вышел из своих болот на Украину и кончил тем, что вышел в г[ород] Овруч для соединения с Красной армией и, надо полагать, плюет теперь на Украинс[кий] штаб. Второй пример — Шитов. Он, правда, живет как будто на Украине, в Городницком р[айо]-не, села которого полностью сожжены пр[отивни]ком. Однако из этого леса никуда не выходил, тоже за год не дал ни одного боя немцам, но получил от Украинского штаба артиллерию. Привез даже новую пушку 76-мм против «тигров» и 300 шт. автоматов. Вчера из беседы с ним я выяснил, что он, оказывается, все имеет для того, чтобы немедленно следовать в район Здолбунов для выполнения задачи, поставленной ЦК КП(б)У и т[ов]. Хрущевым. Но у него, оказывается, есть десятка два раненых, которых надо отправить в Москву, и вот теперь он ждет самолетов. На мое замечание о том, что раненых можно оставить здесь с одним из отрядов, Шитов ответил, что их тут вырежут националисты (?).

В это же время польский отряд Вуека пришел сюда специально для того, чтобы оставить здесь у населения своих раненых. Из жалости ко мне т[ов]. Шитов обещал вчера дать 100 шт. патрон для ПТР. Вот какими милостями я пользуюсь. Меня, черт дери, поддерживает не только Украинский штаб, но и другие соединения.

У Шитова 20 комплектов радиопитания, они позволяют себе принимать все передачи ТАСС и слушать, «что брешут немцы», а мне нечем передавать разведданные для фронта. Я бы давно уже потерял связь с Москвой, если бы не трофейное радиопитание. Еще 6 сентября т[ов]. Мацуй{240} радировал: «Для вас приготовлены два мешка радиопитания и лампы, которые выбросим первым самолетом». Вот уже третий месяц ожидаю первый самолет!

16 декабря [19]43 г. Брониславка. Погода стоит скверная. Говорят, в Москве снегопад, у нас — ни дождя, ни снега. Какая-то серость. Тяжелые тучи висят, и видно, что самолетам до нас не добраться. Скверное самочувствие. Проходят месяцы, а задачу, поставленную т[ов]. Хрущевым, — не выполняю. Он, конечно, не знает настоящих причин ее невыполнения, а на мне эта задача висит тяжелым грузом. Вчера был в гостях у т[ов]. Шитова. Принял и проводил он меня очень хорошо. Бал был на славу. Живут они, видимо, в удовольствие. У них есть много всяких деликатесов. Люди живут не зря: меньше всего думают, еще меньше — говорят о том, как выполнить задачу.

Таким характерам следует завидовать. Я с досады выпил столько, что удивил своего комиссара, которого вообще этим удивить трудно. Однако все кончилось гладко. Накануне этой пьянки был у меня в гостях т[ов]. Шитов, который, будучи распечен письмом т[ов]. Гаврилюка к Шитову, долго кричал за моим столом, бил кулаком по нему и позволил себе назвать ст[аршего] лейт[енан]та Гаврилюка сопляком и г…ком, хотя в то же время считал уместным называть себя только старшиной. Благодаря выдержке и самообладанию скандала, однако, не было.

Позавчера вечером, когда мы с подполковником Кищинским и доктором беседовали, нахально ввалился подвыпивший Гаврилюк и заявил, что старшины Шитова здесь не видно и ему бояться нечего. Эти слова приобрели крылья среди офицеров нашего штаба и, вероятно, будут летать еще долго. Сам Шитов — проявил сожаление по этому поводу и вчера за столом мне в этом признался. После моего пребывания на балу у т[ов]. Шитова — «лед тронулся», и наверное, скоро растает. По этому поводу за третьим стаканом я сказал краткую, никого не задевающую и обращенную к офицерам штаба Шитова речь. Даже присутствовавший тут ксенд[з] долго аплодировал и кричал нечто похожее на «Ура!». Мой начальник радиоузла Козлов под «шумок» достал на радиоузле Шитова комплект радиопитания — «по блату». Это было [сделано] преднамеренно — накануне Шитов прикинулся «казанским сиротой» и заявил, что у него только последний комплект питания и [он] расходуется, умолчал о 19 шт. запасных. Благодаря этой махинации я решил теперь Гаврилюка с «Червонным» и Коростышевским отрядами отослать в район Нов[оград]-Волынск[ий] — Житомир — Бердичев для разведки противника. Из-за экономии питания — представляю ему прямую связь с Москвою.

Остальные отряды оставляю на аэродроме для охраны. Решили оборудовать посад[очную] площадку в Брониславке и ждать здесь грузы. Другого выхода — не вижу.

23 декабря [19]43 г. Эти дни чувствовал себя нехорошо. Прежде всего, много пил самогонки, расшатались нервы. Пил вынужденно, так как вообще пить не люблю и выпивки для меня тяжелая повинность. Пью только с гостями, а их за эту неделю было изрядно. Прежде всего, 17 декабря прибыл отряд польских патриотов под командой подполковника Вуека и разместился в соседних польских деревнях. Вуек прислал ко мне своего нач[альника] штаба, поручика и заместителя капитана, которые ознакомились с обстановкой и предупредили, что бандеровцы иногда пользуются польской формой и нападают на партизан. Польские офицеры держались с подчеркнутой корректностью и тактом. Я пригласил их быть у меня на обеде вместе Вуеком на 18 декабря [19]43 г.{241} Они предупредительно заявили, что Вуек болен аппендицитом и вряд ли прибудет. Однако на другой день Вуек аккуратно прибыл, оставив капитана дома. На обеде, кроме него, присутствовали подпоручик, шеф штаба, командир разведки. Они явились в сопровождении конников, человек 15, и все — в польской форме. Вуек за обедом не пил, ссылаясь на аппендицит, сообщил, что был выброшен из Англии. Проявил большую осведомленность о международной обстановке и положении на фронте. Присутствующие пили за свободу славян, за дружбу русских и польских партизан. Обед был закончен к вечеру, и Вуек попросил разрешения убыть к себе. Свое появление здесь Вуек объяснил необходимостью оставить раненых в польских селах.

Через двое суток произошла другая встреча. Явился полковник Богун и капитан Карасев{242} со своим отрядом — опять выпивка утром. На вечер пригласили меня к себе в Гуту-Быстрецкую, где были на обеде Вуек и его штаб, здесь уже выяснилось, что Богун и Вуек знакомы еще ранее, причем Вуек пил много. Пели песни. Ужин, организованный Богуном наспех, был плохой, но время прошло оживленно. Закончили ужин тем, что я пригласил всех присутствовавших к себе на обед 21 декабря, все обещали прибыть. Обед состоялся в штабе п[артизанского] о[тряда] [им.] Хрущева. Присутствовали Богун со своим штабом и Вуек со всем офицерским составом. Было очень весело. Польские офицеры сожалели по поводу того, что на обеде не было женщин. Около 20.00 Богун пригласил польских офицеров к себе на ужин, куда убыли все. Я отклонил поездку, так как был утомлен этими попойками.

19 декабря [19]43 г.{243} Утром «Червонный» отряд убыл с Гаврилюком на разведку района Житомир — Бердичев — Шепетовка. И там 4 раза была выпивка. Распростились трогательно — с поцелуями. Перед четвертой ротой, состоявшей из эмильчинцев, пришлось сказать пару слов, так как личный состав хотел со мной познакомиться ближе. Командование отряда — Боров и Ксензов получили от меня замечание по поводу излишнего зазнайства, проявленного ими накануне вечера, а также за неправильную оценку 3-й роты (Коростышевский п[артизанский] о[тряд]). Они информировали ложно меня, что командир Волков не пользуется авторитетом и трус. Что было очевидно ложно, так как я знал об этом отряде, временно подчиняемом «Червонному» п[артизанскому] отряду], только хорошее.

Я в тот же вечер созвал совещание комсостава до к[оманди]ра отделения включительно, которое показало высокую сплоченность отряда, доверие и уважение [к] своему командиру. Накануне Боров и Ксензов вели себя хвастливо и неправильно. Они кричали, что не хотят больше быть отрядом, а хотят создать немедленно полк, численностью не менее 1000 чел[овек], стоит им только выйти в рейд. Заявили, что они не желают иметь с собой Волкова, так как не хотят, чтобы под их прикрытием он вырастил и укрепил свой отряд и т. д., в том же духе.

Вчера я получил от Гаврилюка и Борова донесение из Городницы, в котором проглядывалась неуверенность в действиях. Получалось, что ж[елезная] дорога и асфальт сильно охраняются, через каждые 100 м дзоты и пулеметы, а за ж[елезной] дорогой на юг — противник чистит леса и села — берет в кольцо… Период хвастовства кончился. Гаврилюку ответил я резко, на что получил вызывающий ответ сегодня: он припугнул меня тем, что намерен блеснуть самостоятельностью действий, о чем просит Москву. Наверное, был пьян и возомнил себя великим деятелем. Это, конечно, меня удивило, он не заявил бы так, если бы я не доверил ему отряд и рацию. Вот — свинья! Как будто и парень — не глупый?

С польским отрядом Вуека произошло неожиданно происшествие: на наши заставы приходят группами бойцы его отряда — с оружием и без оружия и заявляют, что отряд остался без руководства. Сам Вуек со штабом и офицерским составом пропал бесследно, как и сопровожд[ающие] его конники. Отряд остался без офицерского состава. Единства в командовании — нет. Состав отряда, укомплектованный за Бугом, решил двигаться на свою сторону. Местные поляки расходятся здесь по домам. Некоторые высказывают подозрение, что Вуек ушел к немцам, другие полагают, что просто бросил свой отряд. Во всяком случае, отряд развалился и, бросив трех раненых и тифозно больных, разбрелся. Поручил своим людям выяснить причины произошедших событий.

24 декабря [1943 г.] Брониславка. Прошедшие сутки был занят формированием зимнего обоза, который должен был завтра выступить в далекий путь за вооружением и боеприпасами. 21 декабря [19]43 г. получил из Украинского штаба указание послать подводы за грузами в г. Овруч{244}, который освобожден давно Кр[асной] армией. Расстояние ок[оло] 170 км лесами и болотами. Мне известно, что на пути к Овручу нет ни сел, ни фуража, ни продовольствия. Снежный покров незначительный. Поэтому пришлось этот путь рассчитывать на 10 суток в оба конца, как минимум. Решено было послать ок[оло] 100 парных подвод и отряд [им.] Микояна, которому приказал заготовить на 10 суток продовольствия: выпечь хлеб, наварить мяса и заготовить овса и сена на каждую лошадь не менее 3 кг и столько же сена. Фураж пришлось брать с боем — из-под носа у немцев и националистов. Для этой цели проведена пара операций [на] населенные пункты за р. Случь — Холопы и Моквин. Немцы вышли из м[естечка] Березне и пытались отогнать наши отряды. Однако удалось заготовить саней шт[ук] 50, овса, сена и продовольствия, остальную часть саней взяли у местных жителей.

Сегодня погода разочаровала. Вместо ожидаемого снега спустился густой и сырой туман. Последний снег исчезает. На дворе большие лужи воды. Решил срочно восстановить колесный транспорт и посылать за грузами на колесах. Даю сутки сроку на подготовку колесного обозу. Дал задание к 12.00 25 декабря выставить 100 парных лошадей. Вот канитель! Есть возможность получить груз, но нет возможности ехать. В эти дни, наверное, сто лет назад и в последующие годы всегда была зимняя дорога, а теперь нет. Кажется, и природа встала против нас. Надо предвидеть, что на обратном пути будет гололедица или глубокий снег, которые выведут конский состав из строя, если иметь в виду, что почти все кони не кованы и ковать нет времени и некому. Сегодня ездил к Шитову. Они, оказывается, еще 22 декабря послали 180 подвод в Овруч. Оказывается, они мобилизовали большую часть обоза у населения и послали, не снабдив фуражом. Надо думать, что половина конского состава будет брошена при такой поспешной организации дела. Мне думается, что надеяться на получение фуража севернее ж[елезной] дороги Сарны — Олевск невозможно.

В отношении Вуека у Шитова говорят прямо, что это дело рук «Карася». Был у Шитова ок[оло] 2 час[ов] времени. Играл баян, играл кобзарь, играл духовой оркестр. Шитов мне сообщил, что он дал задание духовому оркестру [выучить] встречный марш, чтобы не ударить лицом в грязь при скорой встрече Красной армии… Опять то же: они ждут, когда их освободит Кр[асная] армия. На обеде я не пил, т[ак] к[ак] боюсь этого зуда по всему телу, который теперь меня мучает. Уговорились, что Шитов в воскресение будет у меня. Обратно от Левачи до Брониславка ехал в своих санях по грязи, местами — по земле. О поездках на санях пока думать не приходится.

Одним словом, зима [19]43/44 г. начинается вяло, неудачно, не такая это зима, как в [19]41 и в [19]42 гг. Вообще зима [19]41/42 г. была очень благоприятна для партизан, зима [19]42/43 г. была тоже хороша. Был тогда для нашего брата простор и русские глубокие снега. В те времена от фронта до старых границ было далеко, и это давало возможность широко маневрировать. Теперь: позади нас — области Запад[ной] Украины, наводненные националистическими бандами; на север — нет ни одного целого села, нет продовольствия и фуража, нет квартир; на юге — асфальт, главные ж[елезные] дороги образуют фактически линию фронта к северу. Оно так и есть: от Овруча до асфальта нет сколько-нибудь значительных гарнизонов, а ведь в Овруче — красные части. Южнее асфальта — Каменец-Подольская и Тернопольская области — там главные коммуникационные линии противника, откуда противник идет огромной армией танков и др[угой] техники, на восток от Эмильчино до Коростеня и Житомира — фронт. Вот условия для маневра партизан зимой [19]43/44 г. Эта моя третья партизанская зима ставит меня в тупик. Я молю своего бога о том, чтобы немцы, до моего прибытия, выгнали бы бандеровские банды из Кременецких массивов и вообще с Западной Украины, тогда было бы легче. Моя первая партизанская зима была легче еще тем, что я воевал тогда на севере Сумской области, в глубоких снегах, где немецкая техника беспомощна, тем, что в лесах мы, партизаны, находили изобилие боеприпасов и различное вооружение. Я тогда имел неограниченное число пушек и снарядов — даже имел полковые минометы и орудия. [И] наконец, тем, что в ряды партизан приходили прекрасно обученные военному делу кадровые бойцы и командиры Кр[асной] ар[мии] из окружения.

26 декабря [19]43 г. Вчера и сегодня был занят формированием обоза. Дело трудное. Нужно было набрать 100 подвод. Выжал из всех отрядов лучший конский состав и упряжь. Самое трудное это сбруя и овес. В отрядах нет овса. Самый лучший обоз и кони были в «Червонном» п[артизанском] о[тряде], но его здесь нет — он ушел на юго-восток, и теперь о нем не слышно. С большими трудностями к 8.00 обоз в количестве 110 подвод был собран и в 9.00 партизан[ский] отряд [им.] Микояна выступил в путь. Таким образом, я отправил самую лучшую свою силу и лучших офицеров — Осипяна, Лобача, Величко. Им вручил заявку на вооружение, где особый упор сделал на артиллерию и минометы. Сегодняшней радиограммой т[ов]. Строкач ориентирует на получение только боеприпасов и тола. Видимо, не удается получить пушки, ПТР и пулеметы, а без них воевать уже трудно. Пока я не имею пушек — райцентры приходится обходить. Будь хотя бы одна 76-мм пушка — ни один райцентр не устоял бы. Пушки пробили бы мне дорогу к боеприпасам, которых в отдаленных райцентрах — очень много. Погода опять неблагоприятная. Сухо. Дорога твердая, оттепель закончилась. Боюсь, что упадет много снега и тогда придется посылать за грузами сани, но лошадей уже больше нет. Надо делать специальную операцию по заготовке лошадей, чтобы быть готовым послать сани вдогонку или на встречу п[артизанскому] о[тряду] [им.] Микояна.

2 января 1944 г. Брониславка. Какое скверное настроение!.. Трудно все объяснить по порядку. Как может быть много неприятностей у партизанского командира, может понять только тот, кто им был. Мне не хочется сейчас писать об этом в дневнике, [когда], как говорится, все валится из рук. И с таким скверным настроением обычно игроки проигрывают, стрелки не попадают в цель, полководцы терпят поражения, супруги ссорятся.

Я долго обдумывал в одиночку о причинах такого скверного состояния и пришел к выводу, что ему предшествует, во-первых, скверное состояние здоровья. Уже в течение месяца у меня по всему телу рассыпались какие-то розового цвета язвы, которые по ночам причиняют невыносимый зуд — хочется содрать себе кожу и мыться, а у меня, как назло, нет даже мыла (много раз просил Украинск[ий] штаб прислать мыла, при этом хотел даже радировать, что я опаршивел). Последнее время и трофейное мыло не попадается, как назло! Доктор Тарасов говорит, что эта болезнь — результат переутомления нервов и неправильного обмена веществ в организме. Рекомендовал не пить водки, хотя я этим никогда не злоупотреблял и теперь не пью ни капли, а употребляю самый крепкий самогон для того, чтобы натирать все тело, и мою им руки.

Во-вторых, скверное самочувствие в том, что, по-моему, партизанская война зашла в какой-то тупик. Сам я, несмотря на то что уже около двух месяцев имею задачу от тт. Хрущева и Строкача выйти в район Здолбунов, не могу этого сделать. Причины те же: нет медикаментов, радиопитания и шифродокументов, противотанков[ых] патрон[ов], тола. Нет снега — нет маневренности. Украинский штаб проявляет в то же время какую-то непонятную инертность. Даже не отвечает на радиограммы, чувствуется, что не следит за нашими действиями, не живет нашей жизнью. Так, например, дней через 10 по выходе из Эмильчино тов. Старинов{245} пишет мне: «Принимайте самолеты на аэродроме Эмильчино» (?). Все другие партизанские соединения не выходят на выполнение поставленных задач, оправдываясь различной объективщиной. Одно из двух: или задачи, поставленные ЦК КП(б)У и Укр[аинским] штабом, — непосильны и нереальны, или основные двигатели партизанской войны, как Ковпак, Федоров, чем-то уязвлены и выжидают, когда другие покажут свою способность воевать, а эти другие, [как и] все остальные, привыкли к тому, чтобы никуда не ходить и задач не выполнять. Со своей стороны, я считаю, что всякую задачу выполнить можно, и для этого требуется совсем немногое — это любить Родину больше, нежели себя. Что касается моего соединения, то ему требуется дополнительно к этому, что безусловно уже есть и много раз доказано, совсем мало. Нам нужен самолет один, всего один самолет груза, которого никак не хотят дать. Я уже просил один самолет, но ответа не получил. Что мне нужно? Несколько мешков с медикаментами и перевязочным материалом, десяток комплектов радиопитания, несколько ящиков патрон[ов] к ПТР, и уже можно выступать в путь, куда угодно, уже можно было бы решать кое-какие задачи. Но ведь с сентября м[еся]ца прошло ровно 3 месяца, а самолета — нет. Раненые — почти каждый день. Спасали пока трофейные медикаменты.

Но неужели у всех такое отчаянное положение? Я думаю, что нет. Полковник Богун и капитан Карасев{246} сообщили мне, что севернее Рокитно в болотах сидит генерал Бегма с 3,5-тысячным войском, имеет 7 штук присланных Москвой крупных 76-мм пушек, 500 автоматов и жалуется только на то, что не умеет использовать эту армию и технику.

Сев[ернее] Овруча сидел генерал Сабуров — вооружен до зубов. Об этом и говорить нечего. Он всегда был снабжаем Москвой вплоть до папирос высшего сорта. Этот «талантливый» полкосидец — (вместо полководца) — «инкубатор партизанского движения», как говорит Бегма, никогда ни в чем не нуждался, в том числе и в наградах. Они до сих пор там где-то. Ковпак тоже оттуда не выходит уже давно, хотя, честно говоря, с этого было бы довольно того, что им сделано для партизанского движения. Но правда и то, что никакие жертвы и мечтания для Родины — не велики.

Маликов — не знаю, как и чем вооружен и чего он стоит. Одно знаю, что надо бы ему иметь совесть и хотя бы один раз выйти из леса.

Генерал Федоров, по словам Богуна, играет с 3 часов утра в карты и никуда не ходит. Этот тоже воевал изрядно [в] первые годы войны.

«Генерал-старшина» Шитов (надо сказать, что шитовцы величают своего командира генерал-майор и все польское население Людвипольского района считает его генералом), Шитов имеет все необходимое, кроме желания выполнить поставленную задачу и опыта в вождении войск и ведения боя, а также желания расстаться с веселой малиной беспечного проживания за счет населения.

Майор Иванов — верный отпрыск Сабурова. Вообще непонятно, зачем числится командиром соединения и для чего существует его соединение? Некогда он забрал у меня 200 прекрасных бойцов из Хинельских лесов, и с той поры они превратились в армию мародеров, проживающих исключительно за счет населения в удалении от немцев на 200 км.

Полковник Андреев{247} — командир Молдавского соединения. Вообще проклинает тот день, когда согласился командовать молдавским соединением. Задача у него трудная, поставлена запоздало, воля слабая, отряды слабы и трусливы, с огневых позиций уходят трусливей и стремительней зайцев при появлении немцев. Куда уж там — Молдавия, упаси боже!

Подполковник «Буйный» (Грабчак). Имеет солидную силу и вооружение, но не имеет желания воевать вдали от своих землянок. Хватило пороху только на то, чтобы дойти до Шепетовского леса и выйти оттуда мелкими группами. То же собою являет капитан Скубко и повторил маневр «Буйного» в точности.

Есть еще [и] другие известные и безызвестные для меня партизаны в больших и малых количествах, и все они — не там, куда им показано быть Укр[аинским] штабам партизанского движения.

Так в чем дело? Почему партизанская война зашла в тупик? Почему никто не идет на выполнение задачи? Почему укр[аинские] партизаны, насчитывающие армию не менее 20 000 штыков, к настоящему времени не дают знать себя, не берут городов, как Югославские партизаны. Причин много. Иные — географические, политические, оперативные и прочие условия войны. Но одной из причин является и отсталость руководства.

Все партизанские соединения и отряды Украины сосредоточены вместе, а действуют порознь. Склочничают, никакого взаимодействия, ни дисциплины, ни согласованности — бесконтрольность, безответственность{248}. Мне кажется, что Отечественная война уже вступила в такую фазу, когда следовало бы централизовать действия партизан, очистить руководство партизанскими формированиями от гнилых и неспособных командиров, покончить с инкубаторами и заменить их истинными полководцами партизанской войны. Нашлось бы много способных командиров заменить титулованных королей лесов. В одной из радиограмм, по прибытии в Эмильчино, я писал т[ов]. Хрущеву о необходимости усилить контроль здесь, на месте, но, видимо, мое мнение — не авторитет и я не в силах стать в глазах т[ов]. Хрущева больше, чем он меня знает, а знает — только по информации, наверное довольно слабой.

Какую информацию обо мне может дать Укр[аинский] штаб, который восхищался только Сабуровым, [только ту], которую я сам о себе информировал слабо в большом рейде, потому что нашелся подлец, укравший мою рацию, а во втором рейде — приходилось экономить радиопитание, а теперь — обрывать связь совсем по той же причине. Этот образовавшийся тупик лежит тяжелым камнем на моем сердце.

В-третьих, причиной утраченного состояния является то обстоятельство, что люди, не воевавшие в этой войне еще ни одного дня и бесконечно прячущиеся от нее в глубине леса, из чувства зависти продолжают «капать» на меня т[ов]. Строкачу, а т[ов]. Строкач продолжает сомневаться в моей честности и не стесняется присылать мне упреки и замечания, вместо того чтобы проверить, кто чем занимается и кто чего стоит. Moe соединение сделало замечательное дело. Оно вынудило противника бросить г. Эмильчино и вместе с ним ок[оло] миллиона патронов и много вооружения, также были оставлены полные склады зерна, ок[оло] полмиллиона пудов. Все это досталось партизанам и населен[ию]. Кроме этого, соединение сделало в городе много других хороших дел, проявив большую смелость, удерживая Эмильчино 21 сутки. Сегодня я получил от Строкача радиограмму № 8207 от 1 января 1944 г., в которой говорится: «По полученным данным, склады [с] зерном [в] Эмильчино Вы не разрешили брать партизанским отрядам. После Вашего ухода немцы зерно отправили. Радируйте объяснение этому вопросу».

Вот новогодняя пилюля. Спрашивается — почему т[ов]. Строкач пользуется этими безответственными данными. Откуда у него эти «авторитетные» данные? Знает ли он что-либо о деятельности моего соединения? Знает ли он меня? Я никогда не доносил дутых данных, т[ов]. Строкач этого не знает. Вывод один — дело продолжает обстоять так, что у меня нет средств донести о проделанной работе, а у бездельников есть запас радиопитания, чтобы клеветать на меня. Откуда тут будет хорошее настроение? Следовало бы штабу иметь в виду, что я рискую своей жизнью больше всех не потому, что люблю обманывать свою Родину.

В-четвертых, отряд [им.] Микояна ушел за боеприпасами в г[ород] Овруч, а Красная армия заняла Белокоровичи. «Червонный» отряд вышел в р[айо]н Мяколовичи, и о нем также [ничего] не известно, есть опасение, что они просто соединятся с Красной армией. Я теряю два сильных отряда, так заботливо мною выращенных и воспитанных. Они составляют половину личного состава. В то же время я получаю радиограммы т[ов]. Хрущева: «В целях оказания помощи наступающей Красной армии немедленно всеми силами Вашего соединения, в исполнение поставленных Вам задач, ударьте по тылам врага. Результаты доносить ежедневно». Кем, чем ударить, как ежедневно доносить, если я завтра обрываю связь с Москвой из-за отсутствия радиопитания? То же пишет т[ов]. Строкач, указывая на необходимость выйти в р[айо]н Острог — Ровно. Всеми фибрами своего существа я чувствую, что надо ударять по бегущему противнику, но надо же иметь средства и силы, а они отсутствуют, и связь с Москвой обрывается. За разгром Потиевки соединение должно было бы получить согласно нормативов ЦК КП(б)У орден Красного Знамени, а за Эмильчино — орден Ленина.

Однако за Эмильчино я получаю вот эту радиограмму, а Потиевка — вообще осталась незамеченной. Вот оно — общественное мнение штабных офицеров!

3 января 1944 г. Брониславка. Сегодня хороший день по своему содержанию и плохой — в отношении погоды. Природа в это время года точно против меня. Вчера я, на совещании к[оманди]ров, дал указание перейти на зимний транспорт, а ночью случилась оттепель — пошел дождь и весь снег пропал, на дворе лужи воды. Значит, опять нужно таскать телеги и сани. Хороший день тем, что прибыл «Червонный» отряд, за которым я в поиски посылал из Городницы конное отделение.

Отряд уже встречался с Красной армией и думал соединиться, но разведчики вовремя его нашли и одновременно получили донесение от [отряда им.] Микояна. Ребята любят меня и боятся, чтобы не попасть в плен к Красной армии; им хочется кончить войну вместе со мною! Письмо довольно трогательное и стоит того, чтобы его оставить в дневнике. «Червонный» отряд ходил несколько дней в районе Эмильчино и наделал кое-какого рикошету отступающим войскам. В частности, взорвал миной машину, где погиб полковник с офицером (очевидно, штаб мотомеханизированной части). Немецкие солдаты после этого случая плакали и говорили, что они не знают, куда теперь следовать.

Сообщили интересные данные об Эмильчино. Во-первых, немцы, стоявшие в Эмильчино, говорили населению, что есть приказ главного командования за любую цену достать голову генерала Наумова.

Во-вторых, после нашего ухода из Эмильчино немцы взорвали театр за то, что при входе их в театр они там нашли два трупа немецких солдат, стоявших у внутренних дверей, державшихся за ручку дверей и подпертых палками. Это работа нашей городской самообороны.

Третье — жители Эмильчино прячутся от немцев в лесу около Янча-Рудни и несказанно рады Появлению наумовцев.

Доктор Аношкин все время сопровождал отряд, не желая с ним расставаться. В общем, эмильчинцы кровно связали свою судьбу с наумовцами. Только в Украинском штабе недовольны нами! Когда я показал командованию «Червонного» отряда радиограмму т[ов]. Строкоча, то она взорвалась, подобно бомбе! Ребята были обижены до слез и долго кричали: «Какая это сволочь делает нам погоду?» Им, конечно, обидно, перенесшим столько лишений боевой страды. Комиссар Ксензов вызвал[ся] тут же поехать на мотоцикле к т[ов]. Хрущеву и восстановить престиж соединения.

Я согласился на это предложение. Жаль, конечно, отправлять дельного парня, но и воевать при таком отношении к нам штаба — невозможно. По данным «Червонного» п[артизанского] о[тряда] Олевск, Зубковичи, Янча-Рудня, Эмильчино — заняты Красной армией. Из этого следует, что между нами и Красной армией только 50 км леса, противника нет, а отсюда следует, что п[артизанский] о[тряд] [им.] Микояна должен свободно везти свои грузы.

Для того чтобы не получилось нежелательных оборотов дела, я думаю выйти навстречу [отряду им.] Микояна в район Янча-Рудни и, разыскав его, двинуться на выполнение задачи, поставленной т[ов]. Хрущевым. Оттуда же я направлю Ксензова к т[ов]. Хрущеву. Итак, я посылаю в штаб торпеду на мотоцикле. В свое время подлец Лукашов{249} спешил в Москву, чтобы вылить там на меня ушат грязи, но я послал А. Инчина, который упредил Лукашова и отпарировал грязные атаки. Теперь есть необходимость послать Ксензова, чтобы защитить честь соединения, ибо скоро соединятся с Красной армией «короли лесов» и будут строить погоду. Известно, что один уже, зарекомендованный карьерист капитан Мельник, прибыл в Украинский штаб.

Теперь пора уже описать, как был встречен новый 1944 год. Это заслуживает внимания, поскольку он был встречен в м[естечке] Городница. 28 декабря я посетил полковника Андреева, который много раз приглашал меня в Городницу и предлагал взаимодействовать с ним в боевых делах на Украине. Мы с комиссаром слегка посмеивались над тем, как однажды с ним взаимодействовали при переходе железной дороги Рокитно — Остки. Однако, имея намерение выпросить у Андреева радиопитание, я поехал к нему на подводе в сопровождении конного взвода. Дорога была отвратительна и тверда. К вечеру прибыл в Городницу и там встретил Андреева. Оказалось, что Андреев сам [в] Городнице не жил, имея в лесу землянку. Он, как и Шитов, решил блеснуть и пригласил на обед духовой оркестр. В деловой части беседы просил у меня патронов и отказал в радиопитании. Одновременно Андреев пригласил меня встретить Новый год в Городнице, предлагая встать всем соединением в городе. Обещал на обороне Городницы держать 700 андреевцев и других; блага в виде бани, хороших квартир и прочего. На это предложение я согласился, и 29-го соединение прибыло в Городницу. В ночь на 30-е я сделал за Случью, в бандеровских селах, операцию, в которой было заготовлено до 15 подвод продовольствия и фуража.

Днем 31-го Андреев пригласил меня со всеми командирами и комиссарами отрядов на вечер для встречи Нового года. Приглашались мы все к 21.00. Но в 9.00 партизанский] о[тряд] [им.] Хрущева, занявший оборону в районе переправы через Случь, отразил попытку пр[отивника] на 3-х автомашинах перейти Случь. Это обстоятельство сильно перепугало полковника, и когда мы в 21.30 пошли на квартиру Андреева, то на половине пути встретили его весьма расстроенного и следовавшего пешком в направлении к лесу. Мы были удивлены такой поспешностью, попытались уговорить провести вечер, как наметили, предлагали собраться у нас, но ничто не помогло. 6 ведер самогонки и 3 ведра пива остались для нас недосягаемы. Андреев обещал прибыть к 23.00 со своим пивом ко мне на квартиру и был таков, скрывшись в ночи.

Новый год все же мы решили встретить, несмотря ни на что. Командирам я предложил встретить Новый год, как сумеют, а комиссар, доктор и начальник штаба пошли со мной в квартиру доктора, где долго ожидали андреевского пива, а в 24.00 выпили самогонки. После комиссар Кищинский спел: «Любил выпить, закусить, закусить и под шкурку запустить, запустить», — и заспорил с доктором Тарасовым по вопросу анналов «партизанская война на Украине», доказывая, что доктор не может их редактировать и без санкции издавать эту книгу.

Доказывали долго и жарко — до 4.00. Я долго не мог понять, чего хочет Кищинский. Потом оказалось, что он возомнил себя писателем и решил редактировать эти анналы сам, а для того, чтобы я ему помог в этом деле, приглашает меня вторым редактором, что мною было отвергнуто вообще.

Писательский зуд Кищинского не унялся до конца, и вечер был испорчен окончательно. Все чувствовали, что Кищинский был не прав, даже говорили и убеждали его в этом, но сознание новоявленного писателя помутилось. Новый год был встречен крупными противоречиями о литературе!

Пока мы спорили, противник побеспокоил андреевскую заставу со стороны Эмильчино. Андреевцы бежали и стали просить помощи, хотя была только одна разведка. Были брошены на подкрепление [отряды] «Смерть фашизму» и Коростышевский. Утром я объехал район расположения андреевских застав и увидел, что он все свои силы держит в лагере, в лесу, а на обороне города только 150 человек, просящих подкрепления. Это было похоже на свинство со стороны Андреева, и я увидел, что наше с ним взаимодействие должно кончиться моим уходом из города, ибо у меня в наличии не было половины боевого состава (п[артизанские] о[тряды] «Червонный» и [им.] Микояна) и, следовательно, нечем было закрыть город на всех направлениях.

Андреевскую заставу, численностью в 80 человек, я все же подкрепил двумя отрядами и решил, что надо дать немцам бой в городе, так как неудобно было проводить Новый год в отступательном драп-марше. Лучше было его проводить, как и встретили, — боем (см[отри] приказ по соединению от 3 января).

В 10.00 отряд [им.] Хрущева опять принял бой уже с крупными силами пр[отивни]ка. Застава Андреева начала сдавать. Я послал на поиски Андреева. Нашел его в одном из домов на опушке леса вместе с т[ак] наз[ываемым] «Батей»{250}. Видно было, что они были готовы в любую минуту скрыться в лесу. Решив некоторые вопросы, я хотел уехать на свой КП, но они все начали меня уговаривать остаться тут, не рисковать напрасно жизнью (как будто только тут мне спасенье, а в городе верная гибель!). Я уступил и просил разместить комендантское отделение. На это они предложили откомандировать отделение в город, так как, по их словам, тут охраняет квартиру: «Такая сила!» Эта «такая сила» — это был отряд «Бати» — около 150 автоматчиков.

Но вскоре появились немцы. Буквально через 3 минуты жиденькой перестрелки андреевцы обратились в бегство. Я наблюдал в окно, как стремительно умеют бегать андреевцы, и завидовал искренне крепости их легких. Полковник Андреев, не говоря ни слова, вышел во двор, видимо стыдясь за своих воинов или боясь отстать от них. В то время вбежал начальник штаба «Бати» и завопил о том, что их оборона утекает.

Я остался в квартире один. «Такая сила» ушла. Немецкие автоматчики уже видны и обстреливают мою квартиру. Противник свободно овладел окраиной города. Мои отряды ведут бой в городе, имея мой приказ упорно обороняться.

Дело кончилось тем, что я вскоре, в сопровождении комендантского отделения, пошел в город, но по пути встретил сообщение, что мой начальник штаба, видя бегство андреевцев, решил отводить отряды из города. Это было правильное решение, и первый раз за всю свою партизанскую войну я был рад за толкового нач[альника] штаба, каким оказался Кузнец{251}.

В течение 2-х часов мои отряды выходили из боя. Они шли медленно, развернутые в боевой порядок повзводно и по отделениям от рубежа к рубежу в направлении леса, прикрываясь огнем пулеметов. Не было видно ни одного бегущего отдельно бойца. Командиры отрядов на опушке леса выстраивали отряды и поочередно докладывали о том, что отряд отошел в порядке и полностью.

Красивая картина! Резкий контраст по отношению к горе-партизанам андреевцам. Вот она, гвардия украинских партизан. Уже далеко после [этого], когда соединение колонной шло на Брониславку, ко мне подходили андреевские бойцы Воронежского соединения{252} и даже нач[альник] штаба «Бати» и все спрашивали, как им найти свои войска. Андреева я уже больше не видел.

Так, бесславно, было похоронено наше с Андреевым «взаимодействие». За период пребывания у Андреева я достал интересный для меня документ — выписку из меморандума немецкой разведки (подшит){253}.

4 января 1944 г. Из доклада Борова и Ксензова — командования «Червонного» п[артизанского] о[тряда] — я узнал, что Эмильчино занято Красной армией и в нем все дома, мельницы, эл[ектростанции] остались целы. Я все время боялся того, что мы не успели их разобрать и что немцы их уничтожат. Однако не успели. Таким образом, мой приказ по эмильчинскому гарнизону выполнен полностью. Все предприятия и город сохранены полностью. Ребята были возмущены радиограммой о том, что мы якобы не раздали в Эмильчине хлеб. Ксензов вызвался поехать в Москву на мотоцикле и увезти туда наши документы. Я поддержал эту мысль, и стали деятельно готовить почту. Сам я уехал в Городницу на свидание с командиром дивизии.

5 января 1944 г. Был в Городнице. Ночевал у комдива 181-й [дивизии], которым оказался генерал-майор Сараев, имеющий ряд орденов, в том числе орден Суворова. Говорили немного. Был скудный ужин и такой же завтрак. Я присматривался к работе комдива за это время. Оказалось, все значительно проще, чем я думал.

Мне кажется, что я сумел бы без труда водить эту дивизию; сосед — справа, сосед — слева, в тылу — 2-й эшелон, раненых и больных в медсанбат, довольствие — в обозах, обувь, обмундирование, фураж — по плану и там же в тылах. Все готово, все просто — воюй, планируй.

О, во сколько сот раз больше вопросы решаю я, командир партизан! Боеприпасы у нас доставляются очень трудно, а там просто. Сколько пушек служат фронту, сколько техники, сколько кадров. Мне думалось, что за войну я буду отсталым командиром. Увы! Я ошибался. За партизанскую войну я, видимо, пройду серьезную академию и, возможно, более солидную, нежели генералы на фронтах.

Генерал Сараев — командир Сталинградской дивизии. Он сам признался, что, занимая Городницу, допустил ошибку и дал возможность уйти немцам с техникой из города. Кто знает Городницу, тому ясно, что путь отхода из нее для немцев был только один — брод через Случ на сев[еро]-зап[адной] окраине города. Если бы с опушки леса обстреливать эту переправу, хотя бы одному взводу, то ничто бы из города не ушло, тем более что на опушке леса не было немецких застав, даже наблюдения. Еще было бы лучше занять выгодную высоту южнее Городницы, обойдя Городницу с севера и запада, так как в Лучицах пр[отивник] не укреплялся. В обоих случаях немцам из Городницы уйти не удалось бы. Однако они ушли. Генерал Сараев здесь серьезно промахнулся, чего не отрицает сам. Конечно, было бы еще смешней поставить несколько пушек и минометов в лесу с задачей накрыть переправу заградительным огнем. Но ошибки неизбежны и бывают у всех.

Я ознакомился с дислокацией частей дивизии по карте комдива и указал на то, что нет нужды располагать войска вдоль старой границы в лесу, так как, по моим данным, противника от ж[елезной] д[ороги] Олевск — Ракитно и до Случи нет и быть не может, т[ак] к[ак] этот плацдарм имеет много партизанских соединений, общей численностью до 20 000 чел[овек] и что можно и нужно смело выдвинуться на Случь, захватить единственный опорный пункт — Березне и хорошие квартиры — Моквин. При этом фланги и тыл дивизии будут обеспечены партизанами.

Комдив не посмел дерзнуть и продвигался медленно уступами, держа войска на морозе, в лесу, успокаивая себя тем, что они к этому привыкли. Мне казалось, что можно было бы дать людям возможность отдохнуть в квартирах, заняв села под Случью.

С комдивом я договорился по трем вопросам:

1. О сдаче раненых партизан в медсанбат.

2. О проведении совместной операции на м[естечке] Березне.

3. О помощи его при переходе линии фронта на запад.

Обратно, в Брониславку, ехали с полковником Андреевым на трофейной машине. Долго тянули ее через ручьи и болота. В Старой Гуте встретили самого Маликова, с которым коротко беседовали на тему, что делать. Он предлагал собраться когда-либо у Шитова и обсудить вопрос о взаимных действиях по прочистке лесов за Случью от бандеровцев. О своих намерениях ничего определенного не сказал, на этом и расстались.

6 января [1944 г.] Полковник Андреев уехал домой, в землянку, с намерением подтягивать свои отряды к Случи, чтобы занять исходное положение для перехода линии фронта. Ко мне утром заехал комиссар Шитова т[ов]. Шумак{254}, который справился о местонахождении командира дивизии и рассказал, что прибыл обоз из г[орода] Овруч с вооружением. По его словам, дали им там «какие-то пустяки»: 200 автоматов, 350 винтовок, много всяких снарядов и мин, 9 шт. 82-мм минометов (!) и т. д. и т. д.

В общем, Украинский штаб никогда и никому, видимо, не угодит. Вот разочаровал же Шитова и Шумака! Сказал, что т[ов]. Строкач требует уходить на запад, а вот т[ов]. Старинов в Овруче говорит: «На рожон не лезьте, берегите кадры. Вы нам еще пригодитесь здесь». Одним словом, т[ов]. Шумак отговорился от меня ничем и ретировался.

7 января 1944 г. Вечером прибыл ко мне генерал-майор Сараев. Я ему рекомендовал привлечь к операции на райцентр Березне Шитова. Шитов, пока мы ужинали, явился. Решили — мои отряды: «Червонный», Киевский, Макаровский, Коростышевский — выходят к утру в Витковичи и вместе с одним батальоном 181-й с[трелковой] д[ивизии] наступают на м[естечко] Березне с севера и одновременно закрывают 5 дорог на северо-запад и запад с тем, чтобы не дать противнику увести живую силу и обозы из м[естечка] Березне. Шитов должен был выставить 1000 чел[овек] и с одним батальоном К[расной] а[рмии] наступать на м[естечко] Березне от Моквин. Операция должна была начаться 8 января [19]44 [г.] в 12.00. Наступление поддерживала вся артиллерия дивизии с востока. Расчет состоял в том, что противник не выдержит артиллерийского огня и бросится отходить по дорогам на северо-запад и на запад лесами, где его расстреляют мои отряды.

На рассвете 8 января отряды форсировали р[еку] Случь без мостов. Многие бойцы переходили реку вброд, сняв обувь и брюки, действовали же отлично и к 10.00 заняли свои места. В ходе наступления также бойцы «Червонного» п[артизанского] о[тряда], не страшась огня, показали батальону пример бесстрашия, наступая быстро и в рост. Однако ожидаемого эффекта эта операция не дала, т[ак] к[ак] в 12.00 артиллерийского огня не оказалось (видимо, опоздала артиллерия) до ночи. Наступление получилось без артиллерии.

Мои ребята ожидали в лесу до 22.00 и, не дождавшись артогня, снялись из засад, т[ак] к[ак] было холодно, а они обуты по-летнему. Только Киевскому отряду на шоссе Березне — ст[анция] Моквин удалось убить 22 жандармских офицеров и эвакуированных из Житомирской области комендантов (почти все с орденами и высокими офицерскими чинами). Также сожгли в трехтонной машине около 100 000 патрон[ов]. Захватили одну исправную автомашину, которую передали Кр[асной] армии.

Отряды отошли на м[естечко] Березне, где еще два дня находились в обороне. Было установлено, что убитые офицеры с началом наступления на м[естечко] Березне имели намерение своевременно убраться в свой тыл, но было уже поздно. Характерен один эпизод в этом бою: бронебойщик выстрелил в машину почти в упор. Пуля пробила мотор, прошла в кузов, где находились офицеры и запасной бензобак. Пуля одновременно зажгла мотор и бензобак, который, взорвавшись, обрызгал пламенем офицеров. Они выскакивали из машины под градом пуль, объятые пламенем. Но не растерялись. Один офицер прямо с машины долго стрелял с пулемета по партизанам, в то время как вся одежда на нем горела. Так и сгорел с пулеметом в руках. Вот насколько кровожаден наш враг! Немцам все же удалось ранить 5 наших партизан.

Подытоживая нашу операцию на м[естечко] Березне, можно сделать вывод, что вот уже 2 раза на моих глазах командир с[трелковой] д[ивизии] не сумел легко и быстро разделаться с противником и выпустил его живым из м[естечка] Березне, так же как из Городницы. Первый раз из-за плохого маневра, второй — из-за нереально составленного плана.

На этот раз он хорошо и правильно использовал партизан, провел в жизнь неплохой маневр, но, оказывается, ставил задачи артиллерии, не имея ни одной батареи в наличии.

Они к моменту принятия нашего решения, оказывается, еще шли, подтягивались во вторых эшелонах или еще далее в тылах дивизии! Вот вам и планирование!

Ведь следовало только генералу Сараеву обождать одни сутки, и все было бы разыграно как по нотам. Одной тысячей немцев было бы на нашем участке меньше. Живой силы с нашей стороны было выставлено: моих — 300, Шитова — 1000 чел[овек], от дивизии — полк. Не хватало только артиллерии. Если бы я знал, что не будет артиллерии, то не стал бы морозить в течение суток своих людей в лесу и не заставил бы их снимать штаны в январе месяце с тем, чтобы форсировать р. Случь.

Одним словом, проведя несколько дней в соприкосновении с Красной армией и командиром дивизии, я не научился ничему. Наоборот, только дополнительно выругался и пожалел, что не мне эта сила и техника подчинена. Таких липовых планов я никогда еще не составлял. Бросается в глаза еще один факт: вечером 7 января командир полка выпросил в моем присутствии у комдива саперную роту для наведения переправы через р[еку] Случь, а 12[-го] числа мои разведчики доносили, что никакой переправы нет и что, [в] попытке перетянуть артиллерию на левый берег Случи, уже утоплено несколько лошадей, и артиллеристы говорят: «Вот утопим одну пушку для пробы, тогда будем уже делать мост». Безобразие!

Через эту же Случь три недели назад я возил продовольствие, при этом Киевский отряд своими силами и плотниками из местного населения построил переправу в течение одних суток — это партизаны, а не саперная рота! Бросается в глаза то обстоятельство, что Красная армия много либеральничает с местным населением. В польских селах тысячи мужиков, которые могли бы за сутки сделать сколько угодно переправ, а саперам только оставалось бы их навести.

Немцы, по моим наблюдениям, делают всегда именно так. На этом примере я благодарю судьбу за то, что противник не оказал на дивизию контрдавления, в противном случае такая беспечность с переправами стоила бы очень дорого.

Одним словом, мне не понравилось кое-что многое: ни планирование, ни проведение, ни организация маршей. Из техники и личного состава дивизии не все выжимается, можно много подтянуть. Нужно, в первую очередь, учить командиров использовать подсобные факторы: население, тягловую силу, топографические условия местности. Если бы мобилизовать все это, то тылы дивизии были бы подтянуты за одни-двое суток, а также можно было бы исправить мосты и дороги.

До сего времени я думал о себе, что из меня выйдет отсталый генерал, поскольку я не воюю на фронте, не управляю регулярными войсками. Получается не так, к счастью. Партизанская война, война и вождение войск в тылу противника, видимо, лучшая академия.

И в самом деле, что такое командовать дивизией в системе фронта? Сосед — справа, сосед — слева, второй эшелон — с тыла. И всего на фронте 15–20 и менее к[ило]м[етров]. А сколько я решаю вопросов? Ни соседа: ни справа, ни слева, ни с тыла, — кругом враг. Жестокий и коварный, во много превосходный по силе и технике!

Куда мне деть и как быть с ранеными и больными? Где взять пополнение, где вооружение, кто даст боеприпасы, продовольствие, фураж, обмундирование, обувь, кто ориентирует об обстановке, кто выручит и поддержит — никто, ничего, нисколько. Я все сам.

Разве у меня может быть время для чтения романов, как у комдива? Нет. У меня не угасающая ни днем, ни ночью работа мозга над решением перечисленных вопросов, изобретением способов и приемов — у меня лучшая академия!

10 января [1944 г.] Я неожиданно был обрадован. Я уже давно не имел личной радости, и полученная радиограмма меня приятно встряхнула. Оказывается, уже не такое плохое мнение о моем соединении там — на Родине. Я совсем не ожидал себе награды. Не потому, что мое соединение мало сделало, а потому, что я всегда помню, что правительство меня уже отметило в свое время высшими наградами, которые обязывают меня много работать и впредь. Тем не менее я был приятно взволнован радиограммой. Вот она:

«Наумову. ЦК КП(б)У поздравляет Вас с высокой правительственной наградой орденом Богдана Хмельницкого — первой степени. Желаем успеха в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками. 9.01.44. 211. Хрущев».

То же самое писал т[ов]. Строкач. Что же еще может быть более приятное, если ЦК КП(б)У и лично т[ов]. Хрущев радирует поздравление. С другой стороны, награждение этим орденом — факт признания за мной полководческой деятельности. Вечером был приглашен к командиру полка 121-й Гомельской гвардейской дивизии, где вместе с офицерским составом выпили за орден Богдана Хмельницкого. Привет тебе, полководец повстанческих войск — Богдан Хмельницкий!

Плохо только одно, что я не представляю себе, какой вид имеет этот орден. Хотелось бы видеть, а то кто знает, может, не придется его и поносить… Я ответил на поздравление радиограммой так:

«Воодушевлен высокой наградой. Благодарю за поздравление. Имя Богдана Хмельницкого призывает меня на новые подвиги во славу нашей Родины».

Лучшего ничего не придумал. Кто мне тут может подсказать, как следовало написать. Тем более что как-то неловко за то, что мне еще не приходилось видеть, чтобы мои люди получали ордена. Я даже не знаю, награждены ли ребята за первый рейд по Украине. Буду надеяться, что уже — награждены.

11 января [1944 г.] Что с отрядом Микояна? Где он и что везет? Боюсь, что отряд испытывает серьезные затруднения с фуражом и продовольствием. Он имел запасы на 10–12 дней, когда я его готовил в Овруч, а прошло уже 16 суток. Скверное дело. Как сообщал т[ов]. Строкач, отряд был в Овруче 7 января и получил грузы. Таким образом, ясно, что его там держали не менее 7 суток, вместо немедленной отправки назад.

Тов. Строкач писал, что задержки в Овруче не будет, и я рассчитывал на 12 дней. Для встречи его я решил послать в Городницу овса и сена, чтобы помочь фуражом, хотя бы на одни сутки.

Провел совещание с командирами отрядов и предупредил о необходимости заготовки фуража и продовольствия не менее как на две недели. Это необходимо для прокормления лошадей, [которые] прибудут с [отрядом им.] Микояна (около 250 голов), а также для того, чтобы приготовиться к переходу линии фронта на запад. Переходить фронт придется в пустынных местах, лесами, и успех дела обеспечит наличие хороших запасов продовольствия и фуража, имея в виду, что за линией фронта села будет заняты противником.

Кроме того, дал указания привести оружие к нормальному бою и отработать с личным составом первое упражнение начальных стрельб из всех видов стрелкового оружия. Сказал, чтобы нашли патроны для не умеющих стрелять. Необходимо, чтобы боец был уверен в себе и в своем оружии. Провел инструктаж о порядке пристрелки и методах обучения бойца стрельбе.

12 января 1944 г. Кругом слышна стрельба. Отряды учатся стрелять. Результаты — неважные. В п[артизанском] о[тряде] Хрущева выполнили упражнение только 30 % стрелявших. В п[артизанском] о[тряде] «Смерть фашизму» — хорошо. Хотел продумать маршрут на запад, но нет нужных карт. 8 января я отправил пом[ощника] нач[альника] ш[таба] Швейцарского в Макаровский район Киевской области за картами, которые были забазированы в районе Кодра, как ненужные, когда мы шли на соединение с Красной армией в район Киева. Там же была закопана наша типография. Швейцарский должен прибыть обратно 15 января, если сумеет достать в пути свежих коней. Расстояние около 250 км в один конец, как он справится с этой задачей, не знаю.

14 января 1944 г. Вчера вечером получил сообщение о том, что п[артизанский] о[тряд] Микояна с грузом следует в р[айо]н Янча-Рудня. Распорядился выслать 40 подвод в Городницу с тем, чтобы облегчить нагрузки на лошадей и личный состав и тем ускорить продвижение обозов. Надеюсь, что обоз прибудет 15-го вечером. Вчера же получил очень важную радиограмму:

«Наумову. ЦК КП(б) Украины предлагает Вам к 10 февраля выйти N-скую область{255}, задачей парализовать движение на железных и шоссейных дорогах: С-Р; К-О; С-Х-в; С-У-дi; С-Д-ч. О ходе рейда доносите ежедневно. Получите подтверждение. 1025. 13.1.44. Хрущев — Строкач».

Я удовлетворен вполне тем, что ставится задача, хотя и трудная, но по срокам вполне выполнимая. Как удастся ее выполнить — буду видеть. Пока еще никто туда не проникал, кроме Ковпака{256}, который потерпел там крупную неудачу. Итак, надо готовиться. Дело за картами, за радиопитанием, наконец, за боеприпасами. Днями все это должно быть. Сегодня получил две еще радиограммы: одна — от Строкача, в которой он объявляет благодарность нач[альнику] штаба т[ов]. Кузнецу за операцию в м[естечке] Березно и предлагает представить к награде орденами отличившихся в этой операции.

Вторая — от т[ов]. Хрущева:

«Наумову. ЦК ВКП(б) располагает данными, что часть Ваших отрядов вместо выполнения полученного Вами боевого приказа болтаются на линии фронта и бездельничают. Дальнейшее прибытие отрядов на линию фронта буду рассматривать как невыполнение решения ЦК, со всеми вытекающими последствиями. Немедленно выходите, грузы получите в тылу пр[отивни]ка. 326. Хрущев».

Удивительное противоречие. Я ничего не могу понять из всего этого. Задача поставлена только вчера, а сегодня уже упрек в невыполнении. С другой стороны, один благодарит за успешно проведенную операцию в Березно, другой говорит — бездельничаете. Какое-то недоразумение. В то же время как же я немедленно выеду, если нет карт, радиопитания?

Да и как же это не подождать сильнейший отряд с огромным обозом всего, что мне жизненно необходимо, если он прибудет не сегодня завтра. Видимо, т[ов]. Хрущев не знает, какие причины мешают мне выйти в рейд. Как я могу получить грузы в тылу противника, если у меня из-за отсутствия радиопитания не работает радиоузел? Не постигаю умом! Решил делать вид, что не получил этой радиограммы, отвечу на нее через два дня, как прибудет [отряд] [им.] Микоян[а]. Главрация [УШПД] должна мне поверить, так как моя радиостанция работает с напряжением только 40 w. Воображаю, какую потасовку получил мой комиссар Кищинский, который осмелился поехать в Киев с непрошеным визитом? Я так и думал, что ему там влетит «по пятое число», и даже спрашивал — не боится он ехать туда без санкции? Теперь он уже, вероятно, едет обратно. Я думаю, что задачу выполню в срок и тов. Хрущев еще будет доволен моими отрядами. Обращает на себя тот факт, что эти важнейшие радиограммы присылаются только на мое имя. Что это значит? Неужели Кищинский останется в Киеве? Теперь у меня в голове какой-то каламбур. Высокая награда, трудная задача, сегодняшняя головоломка т[ов]. Хрущева, подготовка в путь. Надо приводить мысли в порядок. В порядке подготовки к рейду надо упорядочить прежде боевой состав. Он на сегодня выглядит таким:

1. Личного состава — 1355 чел[овек], из них: рядового — 1100, женщин — 69, членов [партии] — 103, кандидатов — 78, членов ВЛКСМ — 333, украинцев — 669, русских — 229, белорусов — 102, других — 285.

2. Вооружение: русских винтовок — 491, иностранных — 107, автоматов — 215, автоматов иностранных — 7, револьверов — 36, пистолетов — 73, пистолетов иностранных — 21, пулеметов станковых — 6, пулеметов ручных — 39, пулеметов иностранных — 6, ПТР — 7, минометов 50 мм — 4, орудий 45 мм — 1, раций — 5, биноклей — 12, ракетниц — 8, лошадей — 428, повозок — 269, саней — 115.

3. Боеприпасов: русс[ких] вин[товочных] патрон[ов] — 54 400, иностр[анных] — 24 966, к ППШ — 25 620, к револьв[ерам] — 550, ПТР — 368 (добыто в РККА). Гранаты ручные — 312, гранаты противотанковые — 4, мины 50 мм — 17 шт., снаряды к 45-мм пушке — 70. Толу — 3,6 кг. Ракет — 132 шт.

Из этой статистики видно, что личного состава, за вычетом женщин и малоспособных, можно оставить около 1200 чел[овек], остальных отправить в Кр[асную] ар[мию] или домой. 1200 чел[овек] — число достаточно внушительное, чтобы справиться с задачей. Для того чтобы приобрести маневренность, следует посадить всех на сани в парной упряжке по 8 чел[овек] на подводу, что составляет 150 подвод, плюс к этому не менее 50 подвод с боеприпасами, что в общей сложности 200 подвод, 400 коней и 200 ездовых. Боевой состав получается не менее 1000 чел[овек]. Вооружен слабо. Боеприпасов мало. С прибытием обоза картина будет ясней, и тогда придется принять окончательное решение. Дело еще и за снегом. Если будет хорошая зима, то в таком виде маневренность соединения будет удовлетворительной, но снега до сих пор нет. Дорога плохая. Езда возможна только повозками, которые не всюду возможно протащить. Зима 1943/44 г. какая-то неудачная, не похожая на зиму. Чем она кончится для меня, что принесет?

Радио принесло известие, что наши войска заняли Степань — это 60 км от меня на запад. Теперь уже не так легко догнать Красную армию! Что делать без карт. Я даже еще не могу определить маршрута.

Сегодня ко мне заехали офицеры НКГБ, прибывшие работать в Людвипольском районе и Костополе. Они направлены сюда организовывать местную власть, и вполне естественно, что хотели познакомиться с обстановкой. Я беседовал с ними около 1 часа, обрисовал им обстановку. После этого у них настроение понизилось. Вначале они хотели иметь данные разведывательного порядка (заметки, записи, учеты и пр[очее]) о националистических элементах, которых, очевидно, имели в виду изолировать. Но после моей беседы увидели, что начинать работу следует не с бумажек, а с вооружения.

Я упрекнул их за беспечность и сожалел о том, что они не вооружены; они стали уверять в том, что имеют при себе пистолеты. На что я ответил, что это еще не оружие, если иметь в виду, что 9-го числа в соседнем селе бандеровцы (Белашувка) отравили 30 бойцов, [то же] в Моквине, да [еще] имеются ежедневные случаи обстрела из-за угла и в лесу. Несомненно, что ребятам следовало ехать сюда с автоматами и, кроме того, иметь при себе 10–20 винтовок. В противном случае они просто погибнут или, в лучшем случае, не смогут выехать никуда с квартиры.

Я не понимаю, как можно направлять в эту зону работников НКГБ без оружия и без команды? Правда, команды при умелом подходе к делу можно создать здесь, на месте, но необходимо оружие, особенно в этих краях, где большинство населенных пунктов — географическое понятие, определяющиеся только досточкой с надписью «Нова Гута», «Мишанувка», «Вилия», «Людвиполь» и т. д., да еще торчащие голые трубы, обгоревшие столбы да кое-где уцелевшие «журавли» колодцев показывают, что здесь некогда была «Новая Гута». А всего чаще в Людвиполе, где люди живут в куренях, которые еще надо отыскать в глубине леса, по которому рыскают рассеянные полицейские, легионеры, казаки, немцы и чаще всего бандеровцы. Какое легкомысленное отношение к организации власти в прифронтовой полосе!{257} Кажется, уже можно было бы научиться кое-чему за эту войну.

Вечер 15 января 1944 г. Наконец прибыл [отряд] [им.] Микоян[а]. Бог мой! Сколько они мне наговорили возмущения о том, как их там, в Овруче, в Олевске, манежили нераспорядительные и бестолковые работники складов и баз! Во-первых, оказывается, мой обоз ходил на станцию Стремигород, под Чеповичи, почти насквозь проехал Житомирскую область, что даром это еще ничего бы, но там ничего не оказалось, и ребята только зря прогнали коней. Во-вторых, вездесущие и всегда ничего не делающие Маликовы, Шитовы и иные забрали все грузы, в том числе много валенок и обмундирование, а на нашу долю не оставили ничего (опять они же делают погоду).

В-третьих, вместо немедленной отправки мой обоз там был задержан на N суток! (С ума сойдешь.)

В-четвертых, патрон[ов] [для] ППШ не дали, ротных мин не оказалось, автоматов вместо 200 дали только 50. ПТР вместо 10-5, пушек вместо 4–3, пулеметов совсем не дали, толу тоже, карт нет, радистов нет, а в общем — получили груз. Винтов[очных] патрон[ов] — 200 000, противотанковых — 1600, винтов[ок] — 300, автом[атов] — 50, мином[етов] 82-мм — 5, ротных — 5, пушек — 3, кроме того, 400 маек и 150 пар белья, которые отдал [отряду им.] Микояна, чтобы облегчить положение. Вот так меня вооружали и снабжали всегда. Не везет мне в этом. Всегда найдутся пройдохи, которые помешают, и всегда не было на базах людей, способных к выполнению приказов т[ов]. Строкача о снабжении Наумова. Я из своей скромности попросил только 200 автоматов. И вот не смогли дать. Шитов имеет 500 шт. автоматов, ему дали тоже 200. Что только будет делать с ними? Вчера он [со] своими войсками под звуки духового оркестра занял Березно, это тогда, когда Красная армия покинула его и находится в 50 км западнее его. Маликов тоже тут крутится и никак не выйдет. Этот додумался до того, что везет на автобусе пушку и маневрирует в течение недели от Мокре до Ст[арой] Гуты и обратно. Видно, что человек тешится техникой, не зная, как она используется.

Однако я доволен и этими грузами. С получением этих грузов соединение будет вооружено на 100 % и солидно подкреплено артиллерией, получено радиопитание, вернулся Гаврилюк с разведчиками. В общем, в моем полку прибыло и в доме «полная чаша». За патронами ППШ и ротными минами послал в Олевск дополнительно 30 подвод (75 км). Сказал, чтобы сумели вернуться 17-го вечером. Я ожидал, что Гаврилюк привезет мне теплых вещей. Увы… Не дали даже валенок, а у меня, как назло, — ревматизм. Отряд Микояна вернулся другой дорогой, не заходя в Городницу. 50 подвод ожидавшие его там были высланы напрасно. Сколько канители с этим грузом.

Я за это время прогнал на сотни км 100 + 50 + 30 = 180 подвод да конных 50 шт., итого — 300 шт. лошадей, результата не достиг. При этом сдохло около 12 шт. да отощали около 200. Швейцарский из Кодры еще не прибыл, вот то же — марш свыше 400 км он должен сделать, чтобы доставить карты, они теперь решают наполовину судьбу рейда.

16 января 1944 г. Сегодня уже все вооружение было роздано до обеда. Ребята оживленно осматривают подарки Большой земли. Каждый отряд получил что-либо новое. Срочно скомплектовываются артиллеристы-минометчики. К пушкам делают подсанки и лыжи. Пока в ожидании карт я решил готовить выступление в мой далекий и весьма опасный рейд.

К 18 января Гаврилюк привез некоторые листы карт, и я весь день и вечер посвятил изучению карты. Окончил эту работу поздно ночью с распухшей головой. Горы, теснины, бездорожье и паутина коммуникаций, немецкие гарнизоны и гнезда националистов — вот тернистый путь моей третьей партизанской битвы.

Моего комиссара из Киева нет. Он, по моим расчетам, должен был прибыть 14 января, после 2-дневного пребывания в Киеве. Однако загостился. Вот человек живет на свете легко. Никогда ни о чем не думает, всегда хорошо, с большим аппетитом кушает и много пьет. При этом имеет бычачье здоровье (не сглазить бы). Вот так, напевая: «Под шкурку запустить, запустить», он в короткое время заработал орден «Богдан Хмельницкий», а ведь, честно говоря, не решил ни одной тактической задачи, не бодрствовал ни одной ночи, не ломал голову ни над одним вопросом и ни за что не отвечал, и никому не отчитывался.

Иногда я предлагал составить ему хотя бы одну радиограмму в штаб, он и того без моей помощи не мог. Вот и теперь, [когда] собираюсь в такой опасный путь, я не сплю, переживаю уже много ночей, а что он — ничего, он прокатится на мотоцикле до Киева и обратно, а потом посмотрит — правильно ли я путь без него решил и командовал. Конечно, будет правильно! О, он всегда был со мной согласен: «Мы правильно решали». А что касается громады политической работы, которую надо было проводить в порядке обеспечения предстоящего рейда, то об этом он не имеет понятия{258}. Вот вчера в «Червонном» отряде — случай самострела, вот к[оманди]р о[тряда] [им.] Хрущева просится на излечение, командир «Смерть фашизму» — давно уже болен, комиссар ранен, политрук роты «Червонного» женился на польке и зарегистрировал брак у местного ксендза, боец из бывших казаков изнасиловал женщину и расстрелян, в Киевском [отряде] подрались пьяные, в «Микояне» командир не разговаривает с комиссаром, а оба, вместе вкупе с нач[альником] штаба выпили медицинский спирт, оставив хирургию без необходимого средства.

Что же и где же мой жизнерадостный и беспечный комиссар? В штабе кипит день и ночь боевая подготовка, приведение в порядок оружия и боеприпасов, отправка — отчисление больных, раненых, престарелых, молодых и женщин, укомплектование специалистов и поиски специалистов. Всем по горло работы. Только Кищинскому нет дела. У меня только доктор — утешение. Вот человек дела — успевает везде и как секретарь парткомиссии вникает всюду. Он мне заменяет подчас комиссара, подавая смелую и трезвую мысль. Он живет жизнью этой тысячи людей. Пожалуй, столько, сколько и я. Нач[альник] штаба Кузнец, как бывший инженер, весьма толково осваивает свои функции, работает быстро и толково, с большой охотой, но еще не освоился полностью. Хорошо, что прибыл Гаврилюк, я его люблю за ум трезвого и ненавижу пьяного (слишком много пьет и при этом глупо орет). Вчера вечером пришлось его выгнать из-за стола после того, как он за 10 мин[ут] по прибытии из Олевска опьянел и начал стучать кулаком по столу. Больше умных ребят нет и не было. Правда, неглупый парень комиссар «Червонного» Ксензов, но слишком честолюбив и поэтому не объективен. В отсутствие упомянутых соратников своих я делюсь своими откровенными мыслями со своим дневником и вот сегодня, в ущерб отдыху, пишу, и время незаметно подошло к 2.00. Уже 17 января.

Примечания

{213} В это время, в соответствии с планом боевых действий партизан Украины на весенне-летний период 1943 г., соединение М.И. Наумова должно было выйти в рейд на территорию южных районов Киевской и Кировоградской областей для диверсионных действий на коммуникациях противника. Но в середине сентября 1943 г. ЦК КП(б)У и УШПД изменили боевую задачу и обязали М.И. Наумова совместно с другими партизанскими соединениями оказать помощь войскам Красной армии по овладению г. Киевом. Партизанам удалось пробиться в район станций Тетерев и Спартак, 60 км на север от столицы Украины, но под нажимом охранных частей противника они были вынуждены отступить на территорию Житомирской области. {214} Кищинский С.С. (1906–?) — партийный работник, участник партизанского движения на временно оккупированной нацистами территории Украины в 1941–1944 гг.; подполковник. В начале Великой Отечественной войны — секретарь обкома КП(б)У. В мае 1943 г. откомандирован ЦК КП(б)У на должность комиссара партизанского соединения М.И. Наумова, в январе 1944 г. отозван с занимаемой должности по настоянию М.И. Наумова. {215} Заштрихованное слово. {216} Гаврилюк А.Ф. (1912–?) — участник партизанского движения на временно оккупированной нацистами территории Украины 1941–1944 гг.; родился в г. Киеве. С 1934 г. — в органах НКВД УССР. В начале Великой Отечественной войны — начальник Барановского райотдела НКВД Житомирской области; в августе 1941 г. — июне 1942 г. — старший оперуполномоченный 4-го управления НКВД УССР, потом — помощник начальника отдела УШПД (июнь — ноябрь 1942 г.), помощник по разведке командира партизанского отряда им. Г.И. Котовского (Сумская область). С мая 1943 г. — заместитель по разведке командира кавалерийского партизанского соединения М.И. Наумова. В мае 1944 г. откомандирован в распоряжение НКГБ УССР. {217} Заштрихованный текст. {218} Отряды и группы УПА, численностью 50–100 бойцов, которые в это время направлялись ОУН на Житомирщину и Киевщину, как правило, не ориентировались на боевую деятельность, а имели цель пропагандировать политическую программу ОУН, создавать свои нелегальные ячейки, собирать оружие. И только в случае прихода советских войск они должны были вести вооруженную борьбу у них в тылу. {219} Накануне боя за село Потеевка 15 сентября 1943 г. на сторону партизан перешла с оружием в руках рота армянских легионеров из охранных войск вермахта в количестве свыше 240 человек. Из их числа М.И. Наумов сформировал партизанский отряд им. А.И. Микояна. {220} Текст обрывается. {221} Соколов В.Ф. (1895–?) — активный участник партизанского движения на временно оккупированной нацистами территории СССР и УССР; полковник; родился в г. Ногинске Московской области. С 1922 г. — на службе в органах ВЧК-ОГПУ-НКВД. В начале Великой Отечественной войны — заместитель начальника войск НКВД по охране тыла Южного фронта, затем — начальник оперативного отдела ЦШПД (июнь 1942 г. — март 1943 г.); с марта 1943 г. — заместитель начальника УШПД; в марте 1944 г. откомандирован в распоряжение НКВД СССР. {222} Упреки М.И. Наумова в адрес УШПД частично оправданны. Не все сотрудники штаба обладали необходимой квалификацией, демонстрировали понимание особенностей партизанской войны, потребностей партизан; имели место случаи халатности, небрежного выполнения служебных и должностных обязанностей. {223} Снабжение партизан Украины воздушным путем, особенно в 1941–1943 гг., было весьма сложной задачей. Это объяснялось рядом причин: нехватка в распоряжении советского командования транспортных самолетов, ограниченный радиус полета у имеющихся транспортных средств, нередко — сложные погодные условия для полетов, трудности розыска мест дислокации партизанских отрядов, противодействие противника. Нередко к полетам привлекались молодые, малоопытные пилоты, которые постоянно сбивались с курса, не находили поставленных им целей. {224} Гречуха М.С. (1902–1976) — государственный и партийный деятель УССР; родился в с. Мошны (ныне Черкасская область Украины). В 1938–1939 гг. был первым секретарем Житомирского обкома и горкома КП(б)У. С 1939 г. — председатель Президиума Верховного Совета УССР. Как член нелегального ЦК КП(б)У (1942–1943) входил в руководящее партийное ядро, контролировавшее деятельность УШПД. В 1954–1961 гг. — на ответственных должностях в Совете министров УССР. {225} Тарасов М.М. (1904–?) — участник партизанского движения на временно оккупированной нацистами территории Украины в 1941–1944 гг.; военврач 2-го ранга; родился в г. Струпино Ивановской области РСФСР. В 1935 г. — закончил медицинский факультет 1-го МГУ; в ноябре 1939 г. — главный хирург 616-го полевого подвижного госпиталя на финском фронте; в июне 1941 г. — апреле 1943 г. работал председателем военно-врачебной комиссии, хирургом-консультантом, преподавателем военно-полевой хирургии в МВО, был ведущим хирургом 5462-го полевого подвижного госпиталя. В мае 1943 г. откомандирован в распоряжение УШПД: главный хирург, с января 1944 г. — комиссар кавалерийского партизанского соединения М.И. Наумова. {226} Хотя М.И. Наумов и был одним из наиболее талантливых командиров партизанских формирований Украины, однако ему было присуще хвастовство, гипертрофированное представление о своей значимости, роли и месте в партизанском движении. Начальник УШПД Т.А. Строкач неоднократно сдерживал и весьма тактично поправлял М.И. Наумова. А когда в УШПД получили от него очередную радиограмму с упреками, Т.А. Строкач 4 января 1944 г. ответил ему: «Больше спокойствия, товарищ Наумов, и командирского такта. Все идет хорошо«. {227} Партизанское соединение М.И. Наумова под нажимом противника 2 ноября 1943 г. отошло из района севернее г. Киева и передислоцировалось на территорию Житомирской области, где почти в течение месяца удерживало крупный населенный пункт Эмильчино. {228} Это утверждение не совсем верное, ибо в это время много украинских партизанских формирований уже действовали в северных районах Волынской, Ровенской, Житомирской и Киевской областей. {229} Когда в мае 1943 г. Я.И. Мельник стал командиром Винницкого партизанского соединения, то на должность комиссара к нему был назначен секретарь Винницкого подпольного обкома КП(б)У Д.Т. Бурченко, который нередко, без знания дела, пытался вмешиваться в вопросы оперативно-боевой деятельности соединения. На этой почве возникали споры и конфликты. ЦК КП(б)У и УШПД неоднократно приходилось унимать разгоравшиеся страсти. {230} Грабчак А.М. (1910–1973) — активный участник партизанского движения на временно оккупированной нацистами территории Украины; Герой Советского Союза (1944); майор; родился в с. Возновцы Станиславчикского района Винницкой области УССР. С 1932 г. — в пограничных войсках. Накануне Великой Отечественной войны — начальник заставы 97-го Черновицкого погранотряда, потом — начальник заградительного отряда и командир особого погранбатальона в составе 99-й стрелковой дивизии 12-й армии Южного фронта (июнь — август 1941 г.); оказавшись в уманском окружении, попал в плен, затем бежал и 20 ноября 1941 г. перешел линию фронта в районе села Липовец Харьковской области. С декабря 1941 г. по май 1942 г. был командиром роты 28-й пограничной дивизии в городе Балашов. По личному обращению к наркому внутренних дел СССР Л.П. Берии был откомандирован в распоряжение УШПД, прошел обучение в спецшколе и в январе 1943 г. во главе организаторской группы из 6 партизан десантирован в Полесскую область БССР на базу партизанского соединения С.А. Ковпака. В марте 1943 г. создал партизанский отряд, который к 1 июля достиг численности свыше 260 бойцов и был реорганизован в партизанское соединение им. Л.П. Берии, действовавшее в южных районах Белоруссии и в Волынской, Ровенской, Житомирской и Каменец-Подольской областях. {231} К сожалению, грабежи и насилие со стороны отдельных партизан по отношению к мирному населению имели место. Причины этого объяснялись: нередко слабой дисциплиной, недостаточной политико-воспитательной работой, наличием в рядах партизан людей с уголовным прошлым, непоследовательностью и мягкостью наказаний со стороны командно-политического состава. ЦК КП(б)У, УШПД и партизанское командование вели борьбу с этим позорным явлением, но искоренить его не сумели. {232} Имеются в виду шифродокументы. {233} Продолжение текста отсутствует. {234} Так в тексте. {235} Следует учесть, что речь идет преимущественно о польских селах. Если же говорить об украинских селах на Ровенщине, то их население почти повсеместно поддерживало ОУН-УПА. {236} В данном случае М.И. Наумов ошибся. Во время Западного рейда в Дрогобычскую и Львовскую области (январь — март 1944 г.) он сам убедился, на чьей стороне местное украинское население. Позже он говорил: «Население очень часто вместо помощи подставляло нас под удар… обманывало нашу разведку относительно расположения противника«. {237} Василевская Ванда (1905–1964) — польская и украинская писательница, общественный деятель, жена советского драматурга А.Е. Корнейчука; полковой комиссар, полковник. Родилась в г. Кракове (Польша) в семье известного государственного и общественного деятеля Л. Василевского, занимавшего высокие посты в правительстве Польши. С 1939 г. В. Василевская — в СССР, в Украине. В годы Великой Отечественной войны — член редакции фронтовой газеты «За Советскую Украину« и Всеславянского комитета, председатель Союза польских патриотов в СССР, заместитель председателя Комитета национального освобождения Польши, принимала активное участие в формировании Войска польского в СССР. {238} Скубко И.Е. (1910–?) — активный участник партизанского движения на временно оккупированной нацистами территории Украины в 1941–1944 гг.; родился в селе Келеберда Гельмязовского района Полтавской области УССР; с 1936 г. — на партийно-политической работе в Красной армии. В начале Великой Отечественной войны — секретарь партийной организации 45-й танковой дивизии; с конца 1941 г. — в партизанском движении: командир партизанской группы, комиссар партизанского отряда и партизанского соединения, затем — командир Каменец-Подольского партизанского соединения им. Г.К. Жукова. {239} Упрек в сторону А.Н. Сабурова обоснован. На него жаловались и другие партизанские командиры. Однако правда и в том, что присвоение чужих грузов было нередким явлением в партизанской среде. {240} Мацуй П.А. (1905–?) — партийный и советский работник, участник партизанского движения на временно оккупированной нацистами территории Украины в 1941–1944 гг.; родился в селе Ивот Новгород-Северского района Черниговской области. В годы Великой Отечественной войны — секретарь ЦК КП(б)У по электропромышленности и электростанциям, заместитель начальника УШПД по связи (сентябрь 1942 г. — ноябрь 1943 г.), потом — на ответственной партийной и советской работе на Украине. {241} Дата непонятная, потому что запись, сделанная в дневнике, обозначена 23 декабря 1943 г. {242} Карасев В.А. (1918–?) — участник партизанского движения на временно оккупированной нацистами территории Украины в 1941–1944 гг.; сотрудник органов госбезопасности; подполковник; Герой Советского Союза; родился в городе Елец Липецкой области РСФСР. С мая 1943 г. по апрель 1944 г. командовал партизанским отрядом особого назначения НКГБ СССР «Олимп«, действовавшим на территории Волынской области УССР. {243} Дата непонятная. {244} За период с 10 декабря 1943 г. по 25 марта 1944 г. партизанские отряды и соединения Украины получили через так называемый Овручский коридор 763,1 тонны грузов. В их числе — 28 орудий, 246 минометов, 218 ПТР и др. {245} Старинов И.Г. (1900–2000) — активный участник партизанского движения на временно оккупированной нацистами территории СССР и УССР; полковник; родился в с. Войново Волховского района Орловской области РСФСР. В 1935 г. — окончил Военно-транспортную академию Красной армии им. Л.М. Кагановича; с ноября 1936 г. по ноябрь 1937 г. находился на спецзадании в Испании; с февраля 1938 г. — начальник Центрального научно-испытательного полигона железнодорожных войск; с ноября 1939 г. возглавлял группу по разминированию на Карельском фронте, был ранен. С августа 1940 г. — начальник отдела минирования и заграждений штаба инженерных войск Главного военно-инженерного управления Красной армии. В начале Великой Отечественной войны руководил оперативно-инженерной группой и оперативно-учебным центром Западного фронта, затем был командиром бригады специального назначения, начальником Высшей школы особого назначения, помощником начальника ЦШПД, представителем ЦШПД на Закавказском фронте. С марта 1943 г. — заместитель начальника УШПД по диверсионной работе; в июне 1943 г. — в украинских партизанских соединениях на Полесье с целью изучения опыта диверсионной деятельности и обучения минеров-подрывников. С ноября 1945 г. по сентябрь 1946 г. — заместитель начальника 20-го управления железнодорожных войск Советской армии (Львов), затем — на военной научно-педагогической работе. В ноябре 1943 г. начальник УШПД Т.А. Строкач подписал аттестационный лист на представление И.Г. Старинова к очередному воинскому званию генерал-майора технической службы, но этот документ не получил дальнейшего движения. {246} Полковник Богун (очевидно, псевдоним. — Сост.) и капитан Карасев В.А. были командирами партизанских спецотрядов. {247} Андреев В.А. (1906–1974) — активный участник партизанского движения на временно оккупированной нацистами территории РСФСР и УССР в 1941–1944 гг.; генерал-майор (1944); родился в селе Чумашки Купинского района Новосибирской области РСФСР. После окончания в 1938 г. Института красной профессуры по специальности история работал старшим инструктором Главного политуправления Красной армии, начальником кафедры истории Высшего политического училища им. В.И. Ленина, старшим преподавателем Высшей спецшколы Генштаба Красной армии. В августе — сентябре 1941 г. был начальником 7-го отделения политотдела 21-й армии; после выхода из немецкого окружения создал партизанский отряд, а со временем занял должность начальника штаба партизанского соединения в Брянских лесах. С мая 1942 г. по май 1943 г. пребывал на должности заместителя комиссара объединенных партизанских бригад Орловской области РСФСР; с мая 1943 г. по июнь 1944 г. возглавлял 1-е Молдавское партизанское соединение, действовавшее на территории Украины; с октября 1944 г. — заместитель начальника УШПД, потом откомандирован в распоряжение Главного артиллерийского управления Красной армии (1945). {248} Это утверждение М.И. Наумова имеет основание. ЦК КП(б)У и УШПД знали о конфликтах в партизанской среде и прилагали немало усилий, чтобы примирить партизанских командиров, подтолкнуть их к согласованным и результативным действиям. Однако эти усилия зачастую выглядели слишком либеральными и не всегда были продуктивными. Это относилось и к М.И. Наумову. {249} Лукашев М.Т. (1917–?) — участник партизанского движения на временно оккупированной нацистами территории Украины в 1941–1944 гг.; родился в с. Уланово Червонного района Сумской области УССР. В начале Великой Отечественной войны — заведующий военным отделом Червонного райкома КП(б)У Сумской области. В сентябре 1941 г. — мае 1943 г. — на подпольной работе и в партизанском движении на территории Сумщины: комиссар одного из партизанских отрядов, член Сумского подпольного обкома КП(б)У. Принимал участие в Степном рейде сводного партизанского отряда М.И. Наумова из Сумской области на Правобережную Украину (февраль — апрель 1943 г.), конфликтовал с командиром отряда. {250} Возможно, речь идет о командире партизанского соединения Разведуправления Генштаба Красной армии А.П. Бринском. {251} Кузнец Я.М. (1906–?) — активный участник партизанского движения на временно оккупированной нацистами территории Украины в 1941–1944 гг.; родился в селе Горенка Киевского района Киевской области УССР. С 15 июня 1941 г. призван в ряды Красной армии: командир взвода управления, затем начальник штаба дивизиона 506-го гаубичного артполка 139-го СД, 37-го CK, 6-й армии Юго-Западного, потом Южного фронта (июнь — август). Был ранен, попал в плен в районе Умани, бежал и до января 1943 г. проживал и лечился в родном селе. В январе — декабре 1943 г. был командиром одного из местных партизанских отрядов Киевской области, который в декабре 1943 г. вошел в состав кавалерийского партизанского соединения М.И. Наумова, потом Я.М. Кузнец был начальником штаба соединения. {252} Имеется в виду партизанское соединение им. И.В. Сталина под командованием М.И. Шукаева, созданное в августе 1943 г. Представительством УШПД при Военном совете Воронежского фронта. {253} Фрагмент меморандума зондерштаба «Р« (Россия). {254} Шумак Н.И. (1912–?) — активный участник партизанского движения на временно оккупированной нацистами территории Украины в 1941–1944 гг.; родился в с. Матрунки Мозырского района Полесской области БССР; в 1936 г. окончил Тамбовское кавалерийское училище, затем в 1939 г. — Горьковское военно-политическое училище. В годы Великой Отечественной войны — комиссар отдельного 31-го мотоциклетного корпусного полка (до мая 1942 г.). С октября 1942 г. — в партизанском движении: политрук группы, секретарь партийного бюро, затем комиссар партизанского отряда им. Н.С. Хрущева партизанского соединения А.И. Сабурова. С июня 1943 г. — комиссар Тернопольского партизанского соединения И.И. Шитова. {255} Партизанское соединение М.И. Наумова имело задачу выйти рейдом на территорию Дрогобычской области для проведения боевых и диверсионных действий в тылу противника. {256} В этом случае М.И. Наумов ошибается, ибо летом 1943 г. С.А. Ковпак имел задачу выйти на территорию Станиславской и Черновицкой областей. {257} Следует отметить, что в начале 1944 г. ЦК КП(б)У и Москва недооценили масштабы деятельности ОУН-УПА в западных областях Украины и попытки повторной советизации этого региона встретили чрезвычайно сильное сопротивление украинских националистов и поддерживающего их местного населения. Борьба затянулась до середины 1950-х гг. {258} ЦК КП(б)У и УШПД знали, что М.И. Наумов неоднократно проявлял недовольство работой своего комиссара С.С. Кищинского и поэтому, накануне Западного рейда, пошли ему навстречу и назначили комиссаром М.М. Тарасова, который был начальником медико-санитарной части и секретарем партийной комиссии соединения.