Цена 1 часа рабочей силы, как правило снижается.

Материал из m-17.info

Движение / Концепция жизнеустройства / Диалектическая логика /

Розенталь Марк Моисеевич (1906-1975). "Принципы диалектической логики"

Содержание

• Глава 1. Логика как наука
• Глава 2. Сущность, цели и задачи диалектической логики
• Глава 3. Законы диалектики как законы познания
• Глава 4. Соотношение логического и исторического в процессе познания
• Глава 5. Понятие в диалектичкской логике
• Глава 6. Суждение в диалектической логике
• Глава 7. Проблемы выводного знания в диалектической логике
• Глава 8. Аналитический и синтетический способы исследования

Совпадение логики и истории мышления— специфический закон познания

Вне принципа историзма, исторического развития познания, как было сказано выше, невозможно понять ни сущности познания, ни логики его развития. Поэтому мы вслед за рассмотрением общих законов диалектики как законов познания должны рассмотреть вопрос о соотношении логики движения мысли и истории разви­тия мышления. Среди специфических законов познания особенно важное значение для диалектической логики имеет совпадение логического и исторического, логики и истории мышления. На особую важность этого принципа для правильного подхода ко многим конкретным проб­лемам диалектической логики указывал В.И. Ленин: «В логике история мысли должна, в общем и целом, совпадать с законами мышления» (1). Поскольку этот за­кон обусловливает соответствующий подход к анализу понятий, суждений и других форм мышления, его необ­ходимо рассмотреть наряду с основными законами диа­лектики как одну из общих основ и принципов диалек­тической логики. Такие специфические законы познания, как, например, движение познания от относительных истин к абсолютной, от явления к сущности и от менее глубокой к более глубокой сущности, от тождества к различию и противоречию, от живого созерцания к абстрактному мышлению и др., могут быть правильно поняты лишь исходя из закона совпадения логического и исторического.

Мы с тем большей силой хотели бы подчеркнуть зна­чение этой важнейшей стороны марксистского понима­ния логики, что в современной идеалистической литера­туре по вопросам логики отсутствует правильное пони­мание важности обобщения истории мышления, истории умственного развития человека для логики и теории познания. Более того, некоторые логики ведут борьбу против марксизма по этой линии.

В чем же смысл этого закона? Кратко его можно сформулировать так: логика движения мысли в голове отдельного человека в общем и целом, в сокращенном и «снятом» виде воспроизводит логику исторического раз­вития мышления, совпадает с ней. Здесь имеется нечто аналогичное тому отношению, которое существует ме­жду развитием отдельного организма из зародыша и историческим развитием организма, между эмбриоло­гией и палеонтологией. На эту аналогию указал Энгельс в «Диалектике природы»: «Развитие какого-нибудь по­нятия или отношения понятий (положительное и отри­цательное, причина и действие, субстанция и акциден­ция) в истории мышления так относится к развитию его в голове отдельного диалектика, как развитие какого-нибудь организма в палеонтологии — к развитию его в эмбриологии (или, лучше сказать, в истории и в от­дельном зародыше). Что это так, было открыто по отно­шению к понятиям впервые Гегелем» (2).

В связи с ссылкой Энгельса на Гегеля, который, по его словам, впервые открыл указанное соотношение ме­жду логическим и историческим развитием познания, необходимо вкратце выяснить гегелевские взгляды на этот вопрос, их положительные и отрицательные сто­роны и отличие марксистского подхода к нему. Гегелю несомненно принадлежит заслуга исследования мышле­ния с точки зрения соотношения логического и историче­ского аспектов его развития. Историю философии он рассматривает не как хаотическое нагромождение си­стем, взглядов, теорий, а как такое развитие, которое выражает закономерное становление философской нау­ки, в силу этого основные этапы истории философии совпадают с основными этапами логического развития мышления. Развитие истории философии, утверждал он, «показывает нам не становление чуждых нам вещей, а наше становление, становление нашей науки» (3). Гегель считал, что если очистить основные понятия; возникав­шие в истории философии, от всякого рода историче­ских случайностей, то они составят закономерные ступени логического движения мысли, как оно осущест­вляется в голове современного человека. История фило­софии есть как бы воплощенная в исторически конкрет­ную форму логика. И наоборот, логика есть очищенная и освобожденная от внешней формы история развития мысли, обобщенная история мышления. Если взять ло­гическое развитие само по себе, писал Гегель, то в нем окажется «поступательное движение исторических явле­ний в их главных моментах» (4). Иначе говоря, Гегель вскрыл параллелизм, совпадение развития истории мышления и движения логики мышления, считая это не случайностью, а закономерностью, необходимостью. При этом он требовал брать историю в ее главных моментах, очищенных от неизбежных исторических зигзагов, движений вспять и т. п. В освобожденном от историче­ской формы развитии философии он видел закономер­ную логику развития познания вообще. Именно в этом смысле он подчеркивал, что изучение истории философии есть в известном смысле изучение самой философии.

В трактовке этого вопроса Гегель высказывает глу­бокие мысли, однако в целом она не удовлетворительна, ибо он связывает ее положительное содержание с идеа­листическим взглядом на саму сущность истории фило­софии как развития абсолютной идей. Все развертыва­ние истории философии у Гегеля в значительной степе­ни приобретает характер заранее расписанного сцена­рия, требования которого обусловливают появление таких-то систем в такое-то время, других систем — в другое время. Идея заранее содержит в себе истину, но лишь в качестве истины «для себя», не развернув­шейся еще, не раскрывшей всего богатства своего содер­жания. История философии, по Гегелю, есть способ обнаружения и развития этой истины, превращения истины из «в-себе-бытия» в «для-себя-бытие». История филосо­фии имеет, таким образом, преформистский характер, а диалектика этого развития становится телеологической. Мы оставляем сейчас в стороне то обстоятельство, что, действуя соответственно своему идеалистическому пони­манию сущности истории философии, Гегель нередко распоряжается в ней как в собственном доме и дает оценки, чрезвычайно далекие от объективности, насиль­но навязывая свои схемы реальному историческому про­цессу. Особенно, конечно, достается от него материа­листам. Кроме того, Гегель стремится так обработать историю философии, чтобы защитить идеалистическую линию в философии, доказать, что итогом развития фило­софской мысли является идеалистическое мировоззре­ние, идеалистический подход к природе.

Несомненно, далее, что телеологизм Гегеля наложил отпечаток и на его способы обоснования совпадения ис­тории философии с логикой. Это совпадение приобретает у него оттенок мистического порождения мыслью самой Себя, а каждая исторически существовавшая философ­ская система рассматривается как подчиненный акт этого самопорождения мысли.

Вместе с тем было бы большим заблуждением не видеть за густым идеалистическим туманом глубокой мысли о единстве исторического и логического, сочи­ненной не больным воображением, а подсказанной ре­альным процессом развития познания. Нельзя согла­ситься с утверждением некоторых философов о том, что «только вследствие своей порочной идеалистической ус­тановки Гегель усматривает зерно истории философии в диалектической логике» (5). Порочность установки Гегеля не в том, что он ищет диалектическую логику в обоб­щении исторического процесса развития познания, что в самом этом процессе он видит необходимую логику развертывания человеческой мысли, , осуществляемую в очень сложной форме реальной истории, а в способах обоснования этой установки, в идеалистической мисти­фикации объективного закона познания.

Подходить к истории философии, к истории развития познания вообще с точки зрения некоего заранее уста­новленного целенаправленного процесса значит быть идеалистом. Но нет ничего идеалистического в таком подходе к истории мышления который ищет и находит объективную логику развития познания, логику, не за­висящую от произвола людей, а обусловленную вполне определенными законами — как социально-экономиче­скими, так и логическими. Такая логика существует, это диалектическая логика, ибо только она правильно отра­жает ту черту, — это собственно не черта, а суть, — мышления, что оно находится в процессе становления и беспрерывного развития и что вследствие этого понять что-нибудь в истории мышления можно лишь при условии анализа его как явления развивающегося.

То, что историческое развитие мышления — это слож­ный диалектический процесс, подчиненный определенным законам, не подлежит сомнению. Но нас интересует другая сторона этого вопроса — совпадение в общем и целом этого исторического процесса с законами логического мышления, филогенеза с онтогенезом познания. Это совпадение дает ключ к пониманию целого ряда за­кономерностей логического развития познания, как оно совершается в голове отдельного человека, но об этом будет сказано несколько позднее. Сейчас же, для того чтобы констатировать этот факт, мы рассмотрим при­мер, который относится не к частным проявлениям ло­гики познания, а к общему ходу исторического и логиче­ского познания.

Энгельс указал на следующую особенность историче­ского развития познания: оно началось со стремления охватить связи природы синтетически, во всей их слож­ности, как нечто целое. Так подходили к природе антич­ные философы. Хотя этот подход к природе имел неко­торые преимущества и позволил древним мыслителям угадать отдельные закономерности ее развития, он имел существенный недостаток. Дело в том, что целое, общие связи явлений не могут быть познаны без разложения их на части, без кропотливой, аналитической работы, да­ющей возможность описать отдельные стороны целого, проникнуть в сущность конкретных связей и т. д. И та­кой период в истории развития науки, как известно, на­ступил, его результаты имели огромное значение для дальнейшего развития науки. Только успехи, достигну­тые; в этот период, были той необходимой основой, ко­торая создала благоприятные возможности для бурного развития науки в XIX в., для синтетического обобщения и познания ряда общих законов развития природы. Эту логику общего развития познания подчеркивают в своих исследованиях многие естествоиспытатели, дале­кие от сознательного применения диалектики к процессу развития мысли. Сошлемся хотя бы на свидетельство известного французского ученого Ле Шателье. Доказы­вая, что отдельную связь явлений легче понять, чем общую, он опирается на историю развития мышления. «Чем явления проще, — пишет он, — тем их легче на­блюдать и обсуждать. Пользу такого деления лучше всего подтверждает само построение науки. Вначале первые наблюдатели изучали явления природы такими, как они существуют в действительности, во всей их сложности. Античные философы, Аристотель и Лукре­ций, объединяли в своих размышлениях весь известный им мир в целом, от образования земли и небес вплоть до жизни растений, движений животных и человеческой мысли.

Из-за желания объять все сразу наука развивалась сначала крайне медленно. С течением времени почти бессознательно стали различать отдельные области изу­чения мира. Возможность познавания сильно возросла с того момента, когда удалось отделить явления движе­ния от тепловых и электрических явлений, когда каждое из них стали изучать в отдельности, когда были созданы чистые или абстрактные науки, в которых приходилось постоянно пренебрегать всеми свойствами материи, за исключением того, которое является предметом изуче­ния. Наука, стоявшая в течение веков на месте, сразу сделала скачок вперед» (6).

Конечно, дело не в желании «объять все сразу», как это утверждает Ле Шателье, а в том, что ученые древ­них времен и не могли иначе подходить к природе. Ло­гика движения познания такова, что, прежде чем раз­ложить целое на части, познающий субъект сталкивается с этим целым, непосредственно должен установить хотя бы какие-то общие его черты, увидеть, осязать, так сказать, почувствовать, это целое, иначе невоз­можен переход к следующему этапу — аналитической деятельности мышления. Логика исторического разви­тия мышления, познания имеет также и социально-эко­номические корни, от которых мы сейчас отвлекаемся и о чем будет еще сказано дальше. Сейчас важно обра­тить внимание на логику общего хода движения познания в истории науки.

Но разве не то же самое, не с той же логикой мы сталкиваемся и в процессе индивидуального познания? Разумеется, совпадение исторического и логического нельзя понимать метафизически, как полное и абсолют­ное совпадение. Однако в индивидуальном процессе познания, как он протекает в голове современного чело­века, наблюдаются те же главные моменты, какие отме­чены в истории познаний: незнакомый объект, подле­жащий исследованию, сначала представляется как нечто целое, неразложенное, в его общей и сложной связи с другими объектами, затем он мысленно выделяется из этой общей связи, разлагается на свои составные эле­менты и стороны, каждая из этих сторон изучается от­дельно, что дает возможность впоследствии подняться на более высокую ступень исследования и познать объ­ект как целое, в его сложных связях. Конечно, этот об­щий процесс познания варьируется в зависимости от объекта исследования, имеет свои специфические осо­бенности в различных областях науки, но общая тенден­ция движения познания именно такова. Этот факт был замечен уже в древней философии. В новое время его неоднократно отмечали представи­тели различных областей знания. Что касается мнения древних философов, то достаточно привести следующее высказывание Аристотеля. «Для нас же, — указывал он, — в первую очередь ясно и явно более слитное, за­тем уже отсюда путем разграничения становятся извест­ными начала и элементы. Поэтому надо идти от общего к подробностям. Именно вещь, взятая в целом, более знакома для чувства, а общее же есть нечто целое, так как оно охватывает многое наподобие частей». Любопытно, что такую логику познания Аристотель обосновывает и при помощи истории умственного развития ребенка. Он продолжает: «То же известным образом происходит с именем и его смыслом: имя, например, круг, обозначает нечто целое, и притом неопределенным образом, а определение разделяет его на частности, и дети первое время называют всех мужчин отцами, а женщин матерями, потом уже различают каждого в отдель­ности» (7).

Таким образом, факт совпадения исторического и ло­гического в рассмотренном нами примере не подлежит сомнению, И задача состоит в том, чтобы правильно разобраться, в чем причины этого явления, имеющего, с нашей точки зрения, принципиальное значение для ис­следования логики, законов мышления.

Конечно, процесс развития познания, как он проте­кает в истории, не есть осуществление какой-то зара­нее данной цели, как это получалось у Гегеля. Нельзя согласиться и с идеалистическим пониманием историче­ского развития познания как чисто логического процесса, в котором все вызывается одними внутренними потребностями движения мысли. В действительности исторический ход развития философии, познания в це­лом обусловлен совокупностью многих причин и обсто­ятельств, среди которых первостепенную роль играли такие факты, как достигнутый в каждый исторический период уровень производительных сил общества, при­рода общественного строя, интересы классов, господ­ствовавших в то или иное время, их отношение к науке, борьба основных философских направлений — материа­лизма и идеализма и влияние ее на развитие науки и т. д. Так, например, если начиная с XV в. наука пере­ходит к анализу природы по частям, к познанию отдель­ных явлений и сторон природы, то этой исторической особенности науки нельзя понять без учета общих со­циально-экономических условий новой эпохи, потреб­ностей развития материального производства, новых запросов, возникших под влиянием становления и развития капиталистического строя, борьбы буржуазии против феодализма, борьбы материализма против среднеевековой схоластики, которая пренебрегала опытными исследованиями природы, и т. д.

Далее, история развития познания не может быть уподоблена прямой линии, в которой одни звенья чисто; логическим путем вытекают из других, без остановок, движения вспять, без сложных зигзагов. Реальная ис­тория мысли представляет собой чрезвычайно сложную и запутанную картину, в которой переплетаются различные тенденции, периоды подъема и спада, прогресса и регресса и т. п.

Однако все это не мешает нам найти в этой сложной и противоречивой картине основную логическую нить развития философии и других наук, познания вообще, которая существует не случайно, а выражает неизбеж­ность и закономерность именно такого развития. Кроме того, задача диалектической логики состоит в том, что­бы обобщить исторический ход познания и обнаружить, осознать его основную тенденцию, его объективную ло­гику. Неразрывная связь развития мысли со многими объективными, так сказать, «внемыслительными», условиями не освобождает нас от обязанности понять и вну­тренне необходимую, относительно самостоятельную, логику исторического развития познания. Вне этой отно­сительно самостоятельной логики, неразрывно связанной с общим прогрессом условий общественной жизни, не было бы и истории мысли, познания как единого цельного процесса.

Нахождение основной логической канвы в развитии философской мысли и истории познания важно также и потому, что оно позволяет решить вопрос о том, какой должна быть современная научная теория познания и логика, как подходить к исследованию законов мышле­ния и познания. Именно в этом глубокий смысл ленин­ского указания относительно того, что законы и история мышления должны совпадать. Между двумя сторонами одного и того же явления, т. е. познания, его историче­ским и логическим развитием, имеется объективная и закономерная связь, подобно тому как такая связь существует в биогенетическом развитии организмов.

Как было сказано, история мышления есть «практика познания», в ходе которой складывались и формировались принципы и законы познания. Именно в истории мысли, в этой кузнице многовековой практики человече­ского познания на основе материальной практической деятельности человечества рождались и развивались логические формы мысли, понятия и категории, выковы­вались способы познания, соответствующие разным сту­пеням исторического процесса осмысливания объектив­ного мира. В этой исторической практике нашли свое вы­ражение и проявление объективно необходимые законы развития познания, логика движения познания.

Если общей формой бытия мысли является движе­ние, развитие и вне данной формы мысль, не может су­ществовать, то ее конкретная форма, это — историческое развитие мышления. Нельзя понять любую современную научную теорию вне того исторического пути, который привел к ее возникновению. Всякая теория есть резуль­тат исторического развития познания, и как таковая она вбирает в себя все предшествующее развитие, содержит его в себе как предпосылку и условие своего собствен­ного существования. Это полностью относится к логике и теории познания, т. е., употребляя удачное выражение Ланжевена, к размышлению разума о его собственной деятельности. Размышляя о своей деятельности, разум современного человека находит, что он не может ки­читься своим превосходством над способами познания, существовавшими в прошлом, поскольку именно разви­тие этих последних привело его к современному состоя­нию и, следовательно, его превосходство, представляет собой не что иное, как итог, вывод из истории познания. Последняя составляет тот родовой опыт человечества, который освобождает современного человека от необхо­димости повторять в своей мыслительной деятельности все блуждания и зигзаги, проделанные прошлыми поко­лениями. Неоценимое значение родового опыта позна­ния состоит также в том, что этот исторический путь по­знания, освобожденный и очищенный от неизбежных от­клонений, так сказать, выпрямленный и осознанный в своей основной тенденции, дает нам критерий того, ка­ким должен быть логический путь познания в мышлении современного человека.

Родовой опыт познания образно можно назвать «коллективной головой», «коллективным разумом», че­ловечества, ввиду этого в индивидуальном процессе познающей деятельности современного человека не может не быть совпадения в главных моментах логики и исто­рии познания. Ибо в голове отдельного человека закреп­лен и «сгущен» опыт «коллективного разума» - челове­чества.

Вспомним приведенные выше основные этапы движе­ния познания в историческом процессе от мысленного воспроизведения сложных связей целого к дроблению целого, к выделению его отдельных сторон и связей. Может ли современный человек обойти этот путь разви­тия, когда он познает неисследованные объекты? Нет, не может. Точно так же и ребенок — о чем свидетель­ствует огромная литература—проходит те же этапы в своем умственном развитии, он начинает познавать так­же со слитного восприятия вещей и затем переходит к «аналитическому» выделению отдельных вещей или сто­рон вещи. В психическом поведении животного, как это доказал И. П. Павлов, наблюдается та же закономер­ность. Реагируя на какой-либо раздражитель, животное (например, собака) первоначально воспринимает его в связи с посторонними явлениями, слитно; и лишь затем основной раздражитель выделяется, дифференцируется. Такое «дифференцирование, — писал Павлов, — дости­гается путем задерживающего процесса, как бы заглу­шения остальных частей анализатора, кроме определен­ной. Постепенное развитие этого процесса и есть осно­вание постепенного анализа» (8).

Откуда такое поразительное единство в столь разнообразных процессах, как история развития мышления, история умственного развития ребенка, психическая де­ятельность животного, логика отдельного акта познания в голове современного человека? Конечно, это не случайность. Оно объясняется следующими двумя причинами: 1) природа представляет собой совокупность связанных между собой явлений, где каждое отдельное явление взаимодействует с другим, связано с ним, переходит в него; 2) вследствие этого в мозгу субъекта природа в целом или отдельные вещи и процессы отражаются пер­воначально неизбежно в слитном виде и только в целях познания (у человека) или биологического приспособления к окружающим условиям (у животного) совер­шается переход к дифференциации целого, к выделению отдельных его сторон.

В применении к человеческому познанию это значит, что мы имеем здесь дело с законом познания, который нашел свое выражение в историческом развитии мышле­ния и должен быть реализован в индивидуальном про­цессе познания. Этим объясняется и то, почему В. И. Ленин так настойчиво требовал обобщения исто­рии познания для выработки и обоснования правильной научной теории познания и логики. В истории мысли Ленин видел тот драгоценный опыт человеческого по­знания, диалектическое исследование которого может помочь решить многие вопросы, касающиеся марксист­ского построения теории познания и логики. «Продолжение дела Гегеля и Маркса, — пишет Ленин, — должно состоять в диалектической обработке истории человеческой мысли, науки и техники» (9).

Мысль о важнейшем значении такой обработки исто­рии познания проходит через все «Философские тет­ради» В. И. Ленина. Показывая, например, «те области знания, из коих должна сложиться теория познания и диалектика», Ленин называет историю философии, исто­рию «познания вообще», историю отдельных наук, исто­рию умственного развития ребенка, историю развития психики животных, историю языка и т. д. (10).

Не находится ли данная постановка вопроса в про­тиворечии с коренным положением марксистского мате­риализма о том, что логические формы мышления отражают объективный мир и что поэтому и движение познания, логика его развития должны находиться в со­ответствии с движением самой реальной действительно­сти? Не есть ли, говорят иные философы, положение о том, что логический процесс познания как бы воспроиз­водит в общем и целом главные моменты исторического процесса развития мышления, отход от материалисти­ческого решения основного вопроса философии, согласно которому мысль следует за действительностью, а не за историей мысли. Вместо того чтобы логика движения познания отражала движение, развитие самой действительности, она-де отражает историю развития мышления, имеет своим базисом мышление, а не объективную действительность.

Подобное возражение основано на недоразумении. Конечно, проблема логического и исторического имеет и другой аспект, связанный с выяснением соотношения между логикой познания и историческим ходом развития самой объективной действительности. Этот аспект един­ства логического и исторического касается уже других вопросов, они будут рассмотрены позднее. Но попытка преуменьшить значение единства логики и истории мышления под тем предлогом, что это чуть ли не отрыв мысли от объективного мира, лишена всяких основа­ний.

Связь логических форм мышления и объективной действительности не подлежит сомнению. Речь сейчас идет ведь о другом — о том, как осуществляется процесс познания объективного мира, каковы некоторые специ­фические, т. е. «внутренние», законы познания, вытекающие из его относительной самостоятельности. Если, например, движение познания идет от восприятия действи­тельности как чего-то целого к дифференцированию явлений или от явления к сущности и от нее снова к явлению, то это непосредственно обусловлено специфи­ческими законами познания, а не объективной действи­тельностью. Последняя не развивается так, что вначале явления слитны, затем они отделяются друг от друга; сначала возникает явление, а затем оно становится сущ­ностью, сначала вещь выступает лишь в своей качест­венной определенности, а затем в определенности коли­чественной и т. п. Явления действительности одновре­менно и слитны и дифференцированы, и конкретны и «абстрактны» и качественно и количественно опреде­ленны и т. д. Все логические категории и формы мышле­ния отражают те или иные стороны действительности, и весь смысл их существования в том, чтобы познать объективную действительность. Несомненно, что, выде­ляя отдельные стороны и связи явлений, переходя от одних сторон к другим, познающий субъект действует не произвольно, а в соответствии с законами самой при­роды с целью познания этих законов.

Но это не противоречит тому факту, что познание развертывается в соответствии с некоторыми своими специфическими особенностями, которые необходимо учитывать. Логика мышления неразрывно связана с логикой действительности и их нельзя противопостав­лять друг другу, но логика — самостоятельная область познания, ее цель дать учение о познании, и эта цель не может быть достигнута, если мы будем игнорировать специфические особенности этой области, законы, обу­словленные ее спецификой. Оттого что марксизм высказывает тезис о некоторой относительной самостоя­тельности надстройки общества по отношению к эконо­мическому базису, не колеблется его положение о зави­симости надстройки от базиса.

Нечто подобное мы имеем и в процессе познания; Будучи отражением объективного мира и детерминиро­ванным этим миром, процесс познания подчиняется и собственным, «внутренним» законам, которые не только не идут вразрез с объективной действительностью, а все­цело направлены на то, чтобы отразить ее и овладеть ею в интересах практической деятельности человечества.

Мысль о невозможности такого непосредственного совпадения некоторых законов познания с законами действительности можно найти уже у Аристотеля. Эту мысль он приводил в защиту положения о том, что чув­ственно воспринимаемые вещи существуют до и неза­висимо от наших понятий. Так, он доказывал, что в ходе логического рассуждения мы идем от понятий точки, ли­нии, плоскости к понятию тела. Значит ли это, спраши­вал он, что и в реальности они предшествуют телу? «По своей логической формулировке пусть они, правда, идут раньше, — отвечал он. — Но не все, что раньше по ло­гической формулировке, будет раньше и по сущности. По сущности раньше то, что — в случае отделения от другого — стоит впереди его в отношении бытия...» (11). Иными словами, тело существует раньше, так как поня­тия точки, линии и плоскости отвлечены от него. Поэто­му логическое движение не может в данном случае не­посредственно совпадать с движением реальности. Это положение он доказывает и другим примером. «Ведь по­скольку свойства не существуют отдельно от сущно­стей (т. е. от реального бытия вещей. — М. Р.), скажем, движущееся или белое,— белое предшествует белому человеку с, логической точки, зрения, но не—по сущно­сти: оно не может существовать отдельно, но всегда дается вместе с составным целым (под составным це­лым я разумею белого человека)...» (12).

Отстаивая материалистический тезис о существова­нии вещей до понятий, Аристотель правильно аргумен­тировал это в данном случае невозможностью полного совпадения логического хода познания и реальности.

Так обстоит дело и с рассматриваемым законом со­впадения логического и исторического в мышлении. По­этому-то и нельзя противопоставлять этот закон позна­ния материалистическому решению основного вопроса философии об отношении мышления к бытию. Когда по­знание движется от слитного восприятия целого к его аналитическому расчленению, то как на первой, так и на второй стадии оно имеет своим объектом реальную действительность, и, следовательно, оно исходит из материалистического решения основного вопроса филосо­фии, В процессе познания не может быть непосредствен­ного тождества движения мысли с движением самой действительности, но есть опосредствованное тождество, тождество по результату, по совпадению истинной мысли с объектом.

Положение о единстве логического и исторического развития мышления полностью материалистическое по­ложение, ибо мысль и ее движение связываются с реаль­ным историческим процессом общественного развития, в который история мысли вплетена как один из его моментов, неотделимых от общего процесса развития материальных и духовных сил человечества. Единство логического и исторического — это единство развития познания со всей историей общества, с исторической практикой людей.

Как понимать единство логического и исторического?

Совпадение логического и исторического — ключ
к вопросам теории познания и логики

Совпадение логического и исторического процесса по­знания имеет место лишь в общем и целом. Было бы неправильно искать такое совпадение во всем, в второстепенных чертах и моментах, в случайностях и зигзагах, характерных для исторического процесса познания. Для логического как воспроизведения истории познания ха­рактерны две важнейшие черты: 1) сжатое, сокращен­ное воспроизведение исторического, очищенное от всего случайного и второстепенного, освобожденное от кон­кретной исторической формы развития познания; в ло­гическом историческое, так сказать, сконденсировано, переплавлено, преобразовано; 2) логическое воспроиз­водит историческое на высшей основе, т. е. на основе, достигнутой современным уровнем познания, оно пере­рабатывает историческое с точки зрения современной, наиболее развитой ступени познания.

Первую указанную особенность следует понимать в том смысле, что логическое это не простая и, так ска­зать, «бездумная», мертвая копия исторического про­цесса развития мышления. Пользуясь выражением Энгельса, можно сказать, что логическое — это исправь ленное историческое, но исправленное соответственно за­кономерностям, присущим самой истории мышления. Ло­гические законы и формы могут быть выявлены лишь в результате огромной критической переработки истории мышления. При этом решающее значение имеет миро­воззрение, основной подход, исходя из которого произво­дится обобщение исторического развития мысли. Как было сказано, Гегель стремился обобщить историю мысли, чтобы доказать, будто все развитие мысли, вся ее исто­рия есть процесс обнаружения абсолютной идеи. В фи­лософии ионийцев — Фалеса, Анаксимандра, Анаксимена и др., — в их попытке перейти от чувственного многообразия природы к сущности, к единому сущему, проявлением которого выступает конкретное многообра­зие вещей, он видел закономерное движение познания от внешнего к внутреннему. Но, как идеалист, он счи­тал недостатком их материалистические идеи, он говорил, что в их первоначале нет и намека на понятие, на мысль, на идею как основание всего существующего. По его словам, они не понимали «абсолютного как мысль» (13). Говоря об учении пифагорейцев, он видит их шаг вперед в сравнении с ионийской философией в том, что они чув­ствовали необходимость определить идею как нечто пребывающее в явлениях. Число, рассматриваемое ими в качестве сущности мира, есть уже понятие, но недо­статок их точки зрения Гегель усматривает в том, что по­нятие здесь выступает еще в форме представления и созерцания. Материалистическая философия Левкиппа и Демокрита не может удовлетворить идеалиста Гегеля, хотя он отмечает и некоторые их заслуги. Только в фи­лософии Анаксагора, по словам Гегеля, начинает, хотя и слабо, «брезжить свет», так как-де первоначалом он считал рассудок. В идеалистической философии Платона Гегель находил поступательное движение к «научности» и считал его наряду с Аристотелем «учителем человечества» (14). С идеалистических позиций невозможно дать истин­ное обобщение исторического развития мышления, и если Гегель все же сумел обнаружить некоторые дей­ствительные, объективные закономерности логического в истории мышления, то этого он достиг вопреки своему ложному исходному принципу благодаря глубокому проникновению в сущность истории философии как про­цесса становления самой науки о философии. Только с материалистических позиций, с позиций диалектического материализма, можно понять реальные законы истории мышления и дать верное логическое обобщение ее хода. Вся многовековая история философии, история наук, языка свидетельствует о правоте материалистической философии, доказывает, что история познания — слож­ный закономерный процесс углубления мысли в реаль­ную природу, процесс совпадения мысли с объективным миром. Логическое как обобщенное историческое есть в действительности закономерно прогрессирующее позна­ние, все теснее и полнее охватывающее реальный объ­ект познания — природу, общество, материальные и ду­ховные условия жизни человечества. Логическое — это такое обобщение истории мысли, которое, отбрасывая все второстепенное в ней, восстанавливает основные и не­обходимые ступени поступательного совпадения мысли с объектом, вследствие чего, если «сгустить» этот зако­номерный и длительный исторический процесс, полу­чается логика в «чистом» виде, т. е. учение о том, как совершается процесс познания, какой должна быть логика движения мысли в процессе индивидуального познания.

Таким образом, совпадение логического и историче­ского следует понимать как совпадение на основе отра­жения в мысли реального объективного мира. Только под этим углом зрения возможно выявить и осознать действительную логику исторического развития позна­ния, которая одновременно выступает в качестве логики индивидуального познания. Подходя так к истории мыс­ли, мы критически отнесемся к тем формам и способам познания, которые уводили, отклоняли человеческую мысль от его столбовой дороги познания, так сказать, «нарушали» внутренне необходимую логику развития мысли.

Встает вопрос: не вносит ли такой критический под­ход произвол в освещение хода исторического развития) человеческого познания, не означает ли это, что целые исторические этапы в истории мысли будут объявлены «случайностью», «зигзагами» истории и т. п.? Чтобы от­ветить на этот вопрос, нужно выяснить, каков смысл положения о том, что логическое есть то же историче­ское, только очищенное от всякого рода зигзагов, слу­чайностей, что, собственно, значат эти зигзаги и слу­чайности. В качестве примера рассмотрим состояние и основную тенденцию мысли в период средневековья, т. е. в период безраздельного господства религиозной схоластики. Конечно, и в этот исторический период под религиозной оболочкой пульсировала и здоровая чело­веческая мысль, искавшая пути к познанию реальной природы, боровшаяся против схоластики. Однако гос­подствовавшие в эпоху средневековья способы мышле­ния с точки зрения внутренней логики развития познания были по сравнению с античным периодом движением вспять, зигзагом, от которого мы должны «очистить» ис­торию мышления, чтобы понять действительную логиче­скую закономерность поступательного движения позна­ния. Но значит ли это, что данный период был «истори­ческой ошибкой», случайностью, которая могла быть и могла не быть, явилась порождением каких-то второсте­пенных обстоятельств и т. п.? С точки зрения объектив­ных законов общественного развития здесь не было ни­какой случайности. Философия средневековья была необходимым, закономерным проявлением идеологической надстройки раннего феодального общества. Но посколь­ку явления подчиняются многим законам и нередко дей­ствие этих законов перекрещивается, то часто бывает так, что то, что в силу влияния одних законов высту­пает как необходимое, не является таковым в силу дей­ствия иных законов. Тенденции различных законов могут не совпадать другие другом.

Приведенный выше пример является именно таким несовпадением действия разных законов, в данном слу­чае законов экономического развития и законов логиче­ского движения познания на пути все более глубокого проникновения мысли в объект. В жизни человеческого общества, в развитии экономики, политики подобные при­меры встречаются часто. Действие одного закона ограни­чивает действие другого закона. Маркс в «Капитале» показал, что в капиталистическом обществе действует закон тенденции нормы прибыли к понижению. Но вме­сте с этим он доказал, что существует и целый ряд дру­гих закономерных факторов, которые противодействуют этому закону, ограничивают его, не дают ему прояв­ляться в чистом виде. Бывает и так, что одни и те же законы, обусловливающие прогресс в одной области, приводят к регрессу в другой области. Например, за­коны капиталистического производства в эпоху восходя­щего развития буржуазного общества обусловливали невиданный подъем производительных сил общества, технический прогресс, и они же определили и тот факт, что буржуазный строй по своей сущности враждебен некоторым отраслям духовного производства, таким, как искусство, поэзия. Не видеть этой противоречивости развития, сложного взаимодействия различных объек­тивных законов, не учитывать как момента их взаимо­усиления, так и момента их взаимоограничения, значит закрыть себе путь к правильному объяснению многих явлений.

Нечто подобное мы имееем и в приведенном выше примере. Объясняя сущность и причины существования средневековой схоластической философии, ее господ­ства в течение длительного периода, историк философии должен показать те объективные законы развития об­щества, которые породили ее. И в этом отношении было бы неправильным считать ее случайностью, несуще­ственным явлением, которое можно не принимать во внимание. Но, когда мы пытаемся обобщить исторический ход познания с точки зрения «внутренних», специфических законов познания, хотя и связанных неразрыв­но с коренными законами общественного и прежде всего экономического развития, но все же обладающих отно­сительной самостоятельностью, мы обнаружим, что дей­ствие этих законов в период средневековья было огра­ничено действием политических, экономических и дру­гих законов, которые обусловили движение мысли вспять. Историк философии обязан объяснить этот факт, показать те законы, которые привели к его воз­никновению; логик же, обобщающий историю филосо­фии с целью обнаружения в ней основной тенденции ло­гического развития познания, должен отвлечься от этого временного движения мысли вспять, восстановить прерванную тенденцию этого развития и представить ее в чистом, абстрактном виде. С точки зрения логиче­ского обобщения истории мысли эта система философ­ских взглядов будет зигзагом в общем ходе истории мысли, явлением, которым можно пренебречь для опре­деленных целей. Подобное отвлечение вполне допустимо, ибо научный закон строится на отвлечении от того, что затемняет основную тенденцию развития, и на выделе­нии того, что позволяет выразить ее.

Пример со средневековой философией не должен при­водить к ложному заключению о том, будто марксистское обобщение истории философии должно учитывать лишь материалистические и игнорировать идеалистические си­стемы, будто логика развития познания обнаружила себя лишь в первых и не проявилась во вторых. Мар­ксизм отвергает такой вульгарный подход, который, к сожалению, еще имеет место в иных работах марксистов, не учитывающих сложности и противоречивости дей­ствительного процесса исторического развития мысли. Марксизм как высшая форма материализма исследует прежде всего традиции, связанные с материалистиче­ской линией развития мысли, наиболее прогрессивной и передовой, является ее прямым продолжением. Вместе с тем нельзя отрицать, что в прошлом в идеалистиче­ской философии содержались и весьма ценные элемен­ты, которые марксизм не отбросил, а переработал, и, следовательно, в этом извращенном отражении также осуществлялись некоторые исторически и логически необходимые процессы развития познания. Например, основоположники диалектического материализма указы­вали, что именно представители идеалистической фило­софии больше внимания обращали на исследование активной роли мышления, чем старые метафизические материалисты.

Как исторически, так и логически познание в общем движется от представления о вещах как тождественных, неизменных к понятию о них как развивающихся и из­меняющихся. Это исторически необходимое течение мысли в новое время нашло свое наиболее яркое и пол­ное выражение в идеалистической диалектике Гегеля, которая трактовала явления как развивающиеся. По­этому, обобщая исторический ход мысли с целью обна­ружения логики развития познания, следует учесть взгля­ды этого крупнейшего немецкого философа, несмотря на то что диалектическая теория развития выступала у него в ложной идеалистической оболочке. Нельзя со­гласиться с встречающимися утверждениями, будто иде­ализм в принципе не может быть диалектическим, и что только материализм (речь идет даже о старом, метафизи­ческом материализме) способен подходить к действитель­ности диалектически, вследствие чего в изложении исто­рии философии «должно быть показано, что идеализм, несмотря на значительные диалектические элементы, метафизичен по своей сущности, а домарксовский мате­риализм, несмотря на метафизическую ограниченность, по существу своих коренных воззрений диалектичен» (15). В этой постановке вопроса верна лишь мысль, что по своей коренной тенденции идеализм не способен раз­работать научную диалектику, что только на базе мате­риалистической философии и в неразрывной связи с ней может развиваться такая диалектика. Но отсюда вовсе не следует вывод о том, что в старом, домарксовском материализме больше элементов диалектики, чем в ге­гелевской идеалистической философии. Ведь именно по поводу диалектики Гегеля В. И. Ленин сказал, что «ум­ный», т. е. диалектический, идеализм в известном смыс­ле ближе к диалектическому материализму, чем мета­физический материализм.

Таким образом, переработка; преобразование исто­рического в логическое — это не мертвое копирование, не простое повторение первого во втором, а критическое и «исправленное» обобщение истории мысли, которое по­зволяет понять закономерности логического движения познания. При этом едва ли нужно доказывать, что ло­гическое и историческое совпадают в общем и целом не в том смысле, что в логическом воспроизводятся конкрет­ные взгляды, системы, решения конкретных вопросов, выдвигавшиеся на том или ином историческом этапе, ре­шения, утратившие сейчас свое значение. Логика обоб­щает историю мысли только с точки зрения тенденций развития способов познания, подходов к явлениям, за­кономерных переходов от одних этапов к другим, от одних способов и форм познания к другим. Конечно, при этом обобщении истории познания невозможно от­влечься от конкретных взглядов мыслителей прошлого на те или иные философские вопросы. Но, обобщая ис­торический ход исследования этих вопросов, логика ищет в нем указаний относительно законов, закономер­ного хода развития мысли, без осознания которых не­возможна научная теория познания и логика.

Мы разъяснили лишь первую черту, свойственную процессу логической обработки истории мышления. Вто­рая важная черта совпадения логики и истории мысли, как было сказано, состоит в воспроизведении в логическом исторического на высшей основе с точки зрения современного уровня познания. Если история мысли дает нам указания о том, какой должна быть современ­ная теория познания и логика, то в свою очередь до­стигнутая сейчас ступень познания есть та вышка, с ко­торой можно правильно понять закономерности самой истории.

С точки зрения достигнутой теперь ступени познания видна ограниченность каждой отдельной исторической формы познания, в силу чего то, что исторически высту­пало в качестве самостоятельной формы, мы имеем воз­можность сейчас рассматривать как звено в общей цепи закономерного логического процесса познания. То, что в историческом развитии познания представлялось це­лым, сейчас оказывается частью, стороной целого, по­следнее же возникает из связи тех звеньев, сторон, которые раньше односторонне воспринимались как целое.

История развития мысли подвела к возникновению это­го целого, и в этом смысле современная теория позна­ния, логика есть итог, вывод из истории познания. Исторический процесс развития познания стал основой, логического процесса познания. Это — одна сторона взаимосвязи и взаимодействия данных двух процессов, та сторона, которая выявляет и подчеркивает огромное значение истории мысли для логики мышления. Другая сторона этого взаимодействия состоит в том, что логика переплавляет исторические ступеньки и формы позна­ния в звенья единого, связного логического процесса познания, в котором историческое существует в «снятом» виде, преобразованном соответственно современному уровню познания. Эта сторона взаимосвязи логического и исторического выявляет и подчеркивает актив­ную роль логического, которое не только есть итог исто­рии мысли, но и вершина ее, вершина в том смысле, что современные условия развития общества, техники и на­уки дают возможность построить такую теорию познания, которая под влиянием новых данных науки и но­вого опыта будет развиваться, совершенствоваться, но не будет претерпевать каких-то коренных изменений, т. е. изменений, которые потребовали бы создания новой теории. Мы, марксисты, глубоко убеждены, что такая теория существует, это теория познания диалектиче­ского материализма.

Следовательно, и в этом смысле логическое есть не мертвое тождество с историческим, а тождество с раз­личиями, противоречиями. Иначе говоря, логическое и с этой стороны выступает как «исправленное» истори­ческое, ибо оно сохраняет последнее в преобразованном, «снятом» виде, ликвидируя исторически неизбежное вы­пячивание части, стороны процесса познания в каче­стве целого. Если, например, для античной философии был характерен подход к природе как к целому, а для периода XV—XVIII вв. — стремление к разложению целого на части и познание каждой отдельной части, сто­роны природы, если, наконец, для науки нового времени характерна тенденция к синтезу, к познанию законов, выражающих общие связи явлений природы, то в ло­гике все эти способы представляют собой связанные ме­жду собой звенья, ступени единого процесса познания. Каждое звено, каждая ступень здесь подчинены целому, т.е. диалектическому процессу движения мысли от вос­приятия общего к разложению его на части и синтезу общего на основе всей предшествующей деятельности мышления.

Против этого могут сказать, что все это чрезвычайно схематично, что реальная картина исторического разви­тия человеческой мысли значительно сложнее, и логи­ческий процесс познания, как он протекает в различных областях науки, не всегда в точности соответствует дан­ной схеме. Мы ответим, что невозможно обойтись без некоторого схематизма, когда обобщается столь много­стороннее и сложное явление, как история человеческого познания. В. И. Ленин именно поэтому указывал, что ло­гическое и историческое совпадают лишь в общем и це­лом, желая этим подчеркнуть, что речь идет о совпаде­нии лишь в тенденции, в основном направлении разви­тия того и другого, а не во всех подробностях и деталях. Всякий научный закон по отношению к тому конкрет­ному материалу, который он обобщает, в известной мере схематичен, поскольку он выражает лишь существенную общую тенденцию. Но этот схематизм не только не ме­шает, а, напротив, помогает выявить основную тенден­цию, и в этом сила всякого закона.

В совпадении логического мышления с основной исторической тенденцией развития мышления находит свое выражение действие закона отрицания отрицания: логический процесс познания как бы повторяет имевшие место раньше ступени, но на новой, высшей основе.

В чем же значение рассмотренного нами закона по­знания? Если логическое есть обобщенное отражение исторического, то изучение истории мысли, науки, тех­ники, языка, умственного развития ребенка и т. д. дает ключ, указывает правильный подход ко многим важ­нейшим логическим и гносеологическим вопросам. В. И. Ленин следующим образом определяет значение истории мысли, рассматривая это на примере истории развития понятия причинности: «Тысячелетия прошли с тех пор, как зародилась идея -„связи всего", „цепи причин". Сравнение того, как в истории человеческой мысли понимались эти причины, дало бы теорию позна­ния бесспорно доказательную» (16). Разумеется, принцип единства логического и исторического, находится в тес­ной связи с другими сторонами марксистского подхода к познанию, рассмотренными уже в предыдущих главах, особенно с пониманием логического как отражения реальных связей вещей. Но приведенные слова Ленина, как и другие его высказывания, показывают, какое огромное значение он придавал данному вопросу.

Для подтверждения и доказательства этого тезиса остановимся на анализе одной очень важной проблемы теории познания и логики — соотношения чувственного и рационального познания, ощущения и понятия, явле­ния и сущности, непосредственного и опосредствован­ного познания. Для диалектической логики, исследую­щей познание в его развитии, движении, очень важно выяснить направление этого движения, от чего и к чему совершается это движение познания, какие стороны объекта, а следовательно, и какие логические категории, их отражающие, являются исходными в процессе дви­жения мысли, какова последовательность выведения одних категорий из других, и т. д. Эти вопросы имеют большое значение и для каждой конкретной науки, по­скольку исследование проделывает определенный путь и знание логики этого пути дает руководящую нить вся­кому познанию.

Обобщение действительного хода истории познания дает нам один из надежных критериев их научного ре­шения. «Понятие (познание), — говорит В. И. Ленин, — в бытии (в непосредственных явлениях) открывает сущность (закон причины, тождество, различие etc.) — таков действительно общий ход всего человеческого познания (всей науки) вообще. Таков ход и есте­ствознания и политической экономии [и истории]. Диалектика Гегеля есть, постольку, обобще­ние истории мысли. Чрезвычайно благодарной кажется задача проследить сие конкретнее, подробнее, на истории отдельных наук» (17).

Конечно, и индивидуальный процесс познания, как он протекает в голове человека, свидетельствует о том, что он начинается с бытия, с непосредственных явлений и от них идет к раскрытию сущности, закона вещей.

Иначе чем через ощущения мы ничего не можем знать о внешнем мире. Можно было бы поэтому сказать, что достаточно исследования одного этого процесса, не об­ращаясь к истории, чтобы убедиться в истинности та­кого понимания. В какой-то мере это так, но все же, как ни убедительна эта аргументация для материали­ста, одной ее недостаточно. Мышление человека осложнено многими обстоятельствами, не позволяющими процессу познания выступать в «чистом» виде. Лишь в очень редких случаях непосредственно можно проследить, что этот процесс начинается с чувственного созерцания, ко­торое затем перерабатывается в понятия, законы. В большинстве случаев мышление человека с самого начала отправляется от известных, выработанных ранее понятий, теорий, составляющих, как правило, исходный пункт познания каких-либо явлений. Если оно и начи­нается с чувственного созерцания, то последнее на­столько прослоено понятиями, идеями, абстракциями, что связь и переходы одного в другое совершенно за­темнены (мы частично коснулись этого вопроса в пре­дыдущей главе при разборе мыслей Эйнштейна подан­ному вопросу). Между обеими полюсами процесса — между ощущениями и понятиями — лежит длинная ди­станция, так что первое совершенно растворяется, не видно во втором, и кажется, что мысль не связана с эмпирическими данными. В этом забвении всех необ­ходимых звеньев процесса познания и преувеличении одной из его граней, а именно опосредованного позна­ния, и состоит в значительной мере источник идеали­стической теории познания.

И. М. Сеченов, детально исследовавший в своих ра­ботах процесс познания человека, показал, что при изучении познавательного процесса взрослого человека выпячивается только сознательная сторона этого акта, в силу чего причина возникновения психического акта, т. е. воздействие внешнего мира, объекта на субъект, исчезает. В результате этого психическая деятельность абсолютизируется. Отсюда легко прийти к идеалистическому взгляду на природу психического вообще и по­знания в частности.

«Выходя из мысли, — писал он, — что внешний мир воспринимается и познается нами посредственно, они (т. е. идеалисты. — М. Р.) считают всю рассудочную сторону мысли не отголоском предметных отношений и зависимостей, а прирожденными человеку формами или законами воспринимающего и познающего ума, который совершает всю работу превращения впечатлений в идей­ном направлении и создает таким образом то, что мы называем предметными отношениями и зависимостями» (17).

Так как мышление взрослого человека не предста­вляет полной возможности исследовать процесс позна­ния с точки зрения его начала и закономерного разви­тия, то Сеченов акцентирует внимание на изучении истории умственного развития ребенка, истории возник­новения детской мысли. Здесь в чистом виде протекает тот же процесс, который у взрослого человека затемнен. Сеченов говорит также об известном параллелизме между историей развития мысли ребенка и историей мысли в период раннего развития человечества. Разви­тие мысли ребенка идет от чувственных образов к обоб­щению, мысль удаляется от непосредственного, в чув­ственный опыт вплетается опосредствованное знание. Такова основная тенденция развития, вскрытая Сече­новым.

В раннюю пору своего развития ребенок мыслит только предметными категориями — данной елкой, дан­ной собакой и т. п. Позднее он мыслит о елке уже как о представителе известной породы деревьев. В дальней­шем объектами его мысли являются «растение», «жи­вотное», т. е. понятия несравненно более широкие, чем «ель» и «собака». При таком движении мысли объекты приобретают все более и более обобщенный характер, удаляющий их от чувственных предметов. Далее Сеченов показывает, что от обобщенных пред­ставлений мысль ребенка переходит к образованию по­нятий. Эта характеристика умственного развития ре­бенка вполне соответствует той общей тенденции движения познания от непосредственного к опосредство­ванному, которую В. И. Ленин определил как логиче­ское обобщение истории мысли. Эта же тенденция про­является и в истории науки в целом и каждой отдельной науки. Совпадение логики развития науки с логикой формирования и развития мысли у ребенка отмечают и некоторые крупные естествоиспытатели. Так, Лавуазье писал по этому поводу: «Когда мы начинаем впервые изучать какую-нибудь науку, мы находимся по отноше­нию к ней в положении, весьма сходном с положением ребенка, и путь, который нам предстоит пройти, совер­шенно аналогичен тому, которому следует природа, формируя его представления. Подобно тому, как у ре­бенка понятие является продуктом ощущения, как ощу­щение заставляет рождаться представления, — у того, кто начинает заниматься изучением физических наук, понятия должны быть не чем иным, как выводом, непо­средственным следствием опыта или наблюдения» (18).

Таким образом, общая тенденция исследования на­уки как бы воспроизводит историю умственного форми­рования человека и имеет то же направление — от не­посредственного к опосредствованному, от внешнего к внутреннему, от явления к сущности, закону. Эту за­кономерность можно проследить на истории любой науки — естествознания, политической экономии и т. д. Известно, например, что в период возникновения точ­ных наук в XVII—XVIII вв. господствовало механиче­ское объяснение природы, которое ученые пытались распространить на все явления неорганической и орга­нической природы. Это не случайность, а проявление той же закономерности движения познания от непосред­ственного к опосредствованному. Материалистически объяснил этот факт П. Ланжевен. «Поскольку механи­ческие свойства наиболее непосредственно оказывают влияние на наши чувства, — писал он, — то вполне есте­ственно, что первые попытки объяснения мира, опирав­шиеся на непосредственные данные наших чувств, были основаны на механических понятиях. Значительный успех этого способа объяснения в небесной механике в свою очередь неизбежно должен был привести к по­пытке распространить его на всю науку. Затем появился электромагнетизм; в физике произошел полный пере­ворот, в результате чего идеи наших предков перестали соответствовать современному представлению о мире» (19).

Первоначально возникающие в истории науки тео­рии несут на себе печать чувственного, непосредствен­ного отражения действительности. Даже тогда, когда мысль на основе эксперимента проникает в сущность явлений, переходит к опосредованному знанию, она от­ражает вначале сущность, лежащую ближе к поверхно­сти, и затем переходит к обнаружению более глубоких сущностей. Например, после открытия сложного строе­ния атома наука вначале исследовала электронную оболочку атома, т. е. то, что ближе к поверхности дан­ного явления, а затем перешла к исследованию атом­ного ядра и его закономерностей. Сейчас уже наме­чается дальнейшее углубление наших знаний, началось проникновение в сложную структуру элементарных ча­стиц.

Эта же закономерность проявляется и в истории общественных наук, например, политической экономии. Первые системы взглядов на буржуазное общество, представленные меркантилистскими и монетарными тео­риями, были поверхностными, ненаучными. Они были еще далеки от понимания законов развития товарного производства. Но иного начала политической экономии и не могло быть, исторически это оправдано, ибо пер­воначально фиксироваться могло только то, что доступ­но непосредственно созерцанию. Естественно, что пер­вые представители политической экономии останавли­вали свое внимание на процессах товарного и денеж­ного обращения, не подозревая, что существует скрытая основа этих явлений, изучение которой только и может дать научное знание. Развитие политической экономии шло, как известно, в направлении выяснения сущности экономических процессов, мысль отвлекалась от внеш­ней видимости вещей и проникала в их глубочайшую основу, в скрытые пружины процессов.

Или возьмем такую область знания, как язык, исто­рию языка, вне которой нет истории мысли, нет позна­ния вообще. Как свидетельствуют специальные исследо­вания, в историческом развитии языка наблюдается та же общая закономерность: сначала язык служит сред­ством преимущественно для чувственно-наглядного от­ражения действительности. Этот факт сказывается в самой структуре языка, в его конкретном характере, в отсутствии достаточного количества слов для выражения общих понятий. Затем язык становится орудием для выражения все более обобщенных представлений и понятий, отражающих существенные стороны вещей. Сошлемся на такого крупного специалиста в области языкознания, как А. А. Потебня. Свидетельство этого исследователя для нас особенно важно, потому что он рассматривает язык в историческом развитии, как орган, образующий, развивающий мысль. Правда, он склонен приписать языку чуть ли не решающее значение в образовании понятия, но это уже преувеличение, абсолютизация в сущности верной мысли об активной роли языка в мышлении.

В книге «Мысль и язык» Потебня указывает, что в начале исторического развития, а также на первых ступенях умственного формирования ребенка язык вы­ступает в качестве орудия создания чувственного об­раза, восприятия, он есть средство создания «единства чувственного образа» (20). Эта особенность языка нахо­дится в соответствии с закономерностью развития мыс­ли в тот ее период, когда господствует чувственно-об­разное, конкретное восприятие действительности. Ко­лоссальный этнографический материал о языке и мышлении первобытных народов подтверждает эту осо­бенность языка в начальный период его развития.

Установив значение языка как средства выражения восприятий, Потебня показывает, какую роль играет слово в процессе развития способности человеческой мысли к обобщению, например при выработке предста­влений как более обобщенной формы мысли по сравне­нию с восприятием. С помощью слова «мама» ребенок закрепляет и выражает обобщенное представление о ма­тери, отвлекаясь от различных ситуаций, в которых он видел свою мать (21). Важным этапом в развитии языка, согласно Потебни, является образование прилагатель­ных, глаголов, которые выражают более глубокую сту­пень познания вещей, познания их сущности: «Суще­ствование прилагательного и глагола возможно только после того, как сознание отделит от более-менее слу­чайных атрибутов то неизменное зерно вещи, ту сущ­ность, субстанцию, то нечто, которое человек думает видеть за сочетанием признаков и которое не дается этим сочетанием» (22).

Таким образом, язык развивается в том же напра­влении, что и мысль, — от конкретно-чувственного к об­общенному: посредством слова мысль «идеализируется и освобождается от подавляющего и раздробляющего ее влияния непосредственных чувственных восприятий» (23). Констатация в науке о развитии языка именно этой общей тенденции очень важна, она совпадает с законо­мерностью исторического развития человеческого мыш­ления, отдельных наук и т. д.

Обобщение истории мысли, языка, отдельных наук дает основание для утверждения, что в силу единства исторического и логического путь познания объективной истины есть путь движения от чувственного созерцания вещей к образованию абстракций на основе практики, практической деятельности людей, и что только такое понимание познавательного процесса соответствует дей­ствительным объективным законам мышления. Иначе говоря, обобщение истории мысли, языка и т. д. слу­жит фундаментом для научного решения одного из ко­ренных гносеологических вопросов, вокруг которого по настоящее время не прекращаются ожесточенные споры.

Таким образом, формула В. И. Ленина: «От живого созерцания к абстрактному мышлению и от него к прак­тике— таков диалектический путь познания истины, по­знания объективной реальности» (24), представляет собой обобщенное выражение исторического развития позна­ния. В этой формуле законы исторического развития мышления и логические законы мышления совпадают. Как ни сложен процесс познания в голове современного человека, как бы ни был он затемнен тем, что уже в ис­ходном пункте познания мы пользуемся и средствами абстрактного мышления, опираемся на существующие теории, понятия и т. п.,— все это не может отменить действие закона, согласно которому познание движется от непосредственного к опосредствованному, от чув­ственного созерцания к абстрактному мышлению, про­веряя каждый свой шаг практикой, экспериментом, опытом. Ибо подобно тому как в истории мышления понятия, научные законы, идеи рождались из переработки наблюдений, опыта, данных о реальных явлениях и процессах, так это происходит и сейчас, хотя и в несравненно более сложной форме, в мозгу современного человека. В этом смысле мы и утверждаем, что совпадение исторического и логического есть ключ к решению гно­сеологических и логических проблем.

Соотношение логики и истории развития объективной действительности

До сих пор мы рассматривали совпадение логики и истории мышления. Теперь мы должны рассмотреть другой аспект этого же вопроса — соотношение логики с историей развития уже не мышления, а объективной действительности. В первом случае была прослежена логика движения мысли с точки зрения объективной закономерности развертывания познавательного процесса, его различных стадий, перехода от одних форм к другим и т. д. Сущностью логического процесса является историческое, т. е. история развития мышле­ния, сжатым, концентрированным выражением которого выступает отдельный логический процесс. Рассмотрим теперь вопрос, как соотносится логика исследования предметов с историческим развитием самих этих пред­метов. И здесь мы найдем, что сущность логического в историческом. Так как этот вопрос в нашей литературе разработан более основательно, чем первый, мы ограничимся лишь несколькими замечаниями.

1. Главнейшим фактом здесь выступает изменчи­вость явлений объективного мира в процессе их истории. Каждое явление, предмет имеют свою историю. Их современное состояние есть результат всего предше­ствующего развития. Когда мы изучаем какое-нибудь явление природы или общественной жизни, мы нередко изолируем его от пройденного им пути развития, ре­зультатом которого он является. Такое абстрагирование полезно и даже необходимо на первых этапах исследо­вания, но со временем возникает потребность проследить историческое развитие объекта.

Подобно тому как мышление современного человека можно понять, лишь обращаясь к его истории, ибо оно результат всего развития человечества, так и объектив­ный мир может быть понят лишь при условии историче­ского подхода. В этом сущность диалектического пони­мания природы. Но если предметы и явления представ­ляют собой процессы — процессы возникновения, раз­вития и неизбежного исчезновения, — то эта динамика их должна найти отражение в мышлении. Чтобы по­знать предметы, мысль должна исследовать их историю, следовательно, и в этом отношении логическое совпа­дает с историческим. С чего начинается история объекта, с того начинается и движение познающей мысли, и весь ее дальнейший ход будет отражением исторического развития объекта. Логика развития мысли как бы на­кладывается на объективную логику истории предмета.

Трудно переоценить значение этого принципа для познания. Предметы или явления, взятые в готовом, более или менее завершенном виде, далеко не всегда раскрывают свои тайны, вследствие этого исследование их свойств и черт на базе их современного состояния не приносит успеха. И тогда обращение к истории ста­новится верным путем к выяснению сущности явлений. Прекрасное подтверждение этому дает научный опыт. Например, как дарвинизм объяснил такое на первый взгляд странное и непостижимое явление как целесооб­разность и совершенство растительных и животных видов, их удивительную приспособленность к среде? K. A. Тимирязев в книге «Исторический метод в био­логии» показал, что Дарвин сумел раскрыть эту тайну живой природы только благодаря историческому взгляду на органический мир. «Физиологическое совер­шенство,— пишет он, — непонятное как непосредствен­ное приобретение за период индивидуального развития, может быть понято как наследие несметных веков исто­рического процесса» (1).

Далее он правильно замечает, что это положение имеет всеобщее значение и должно быть распространено и на такие науки как механика, физика, химия, которые, казалось бы, могли игнорировать момент историзма. Однако поскольку каждое данное состояние материи есть лишь звено в бесконечной цепи развития, то прин­цип историзма и здесь дает в руки исследователя мо­гучее орудие познания. Тимирязев ссылается на космо­гонические гипотезы Канта и Лапласа, в которых для объяснения современного движения планет привлека­лась история их становления и развития. В современ­ных космогонических теориях момент историзма в объ­яснении законов движения небесных тел приобрел еще большее значение. Эти теории исходят из того, что рас­крыть и понять картину планетной системы можно, лишь исследуя их не как готовые, а как возникшие из определенного допланетного состояния. Понятие эволю­ции, исторического развития столь же правомерно при­меняется к небесным телам, как и к живой природе.

Что касается значения принципа совпадения логиче­ского и исторического для понимания сущности обще­ственных процессов, то здесь оно настолько велико, что В. И. Ленин указывал: «самое надежное» в данной области «это — не забывать основной исторической связи, усмотреть на каждый вопрос с точки зрения того, как известное явление в истории возникло, какие главные этапы в своем развитии это явление проходило, и с точки зрения этого его развития смотреть,, чем данная вещь стала теперь» (26).

Итак, поскольку объекты исследования могут быть поняты лишь как результаты определенных историче­ских процессов, мысль должна рассматривать их в про­цессе становления и развития и постольку логическое в общем и целом совпадает с историческим, воспроиз­водит исторический ход этого развития.

2. Совпадение логики исследования предметов с их историческим развитием осуществляется также лишь как общая тенденция, в общем и целом. В процессе сво­его движения мысль не следует за всеми перипетиями и зигзагами действительного исторического развития. Вследствие этого логическое есть и с этой стороны исправленное историческое. «Исправление» это выра­жается в том, что логика исследования схватывает исто­рический ход развития явлений в его существенности. Однако исправление, производимое логически, не про­извольно, не субъективно. Оно делается в полном соответствии с объективными законами самой действительности. Это значит, что «исправление» предпринимается для того, чтобы лучше, глубже выразить самую историю развития объекта. Исследуя историю объективного про­цесса, мысль отбрасывает все случайное, несуществен­ное, затемняющее основное направление развития, его законы.

На этой стороне соотношения логического и истори­ческого также сказывается и момент их противоречиво­сти. Полное тождество этих сторон обрекло бы мысль на пассивное, фотографическое отображение развития объектов. В действительности же мысль, будучи отра­жением объективного мира, активно исследует, анализи­рует явления, переплавляя их в идеальные" образы, зна­чение которых не только в том, что они отражают объективную реальность, но и отражают ее в соответствии с законами ее развития.

Противоречивое взаимоотношение логического и исторического находит свое проявление также и в том, что логическое отражает историческое на основе высшей ступени, достигнутой развитием познания тех или иных объектов, В этом смысл известного указания Энгельса о том, что в логическом движении мысли анализ дается в той точке развития, где процесс достигает «полной зрелости и классической формы» (27). Эти слова Энгельса сле­дует понимать так, что наша мысль, исследуя какой-нибудь объект в его развитии, имеет в своем распоря­жении или уже готовый итог или известные результаты этого развития, позволяющие ей с точки зрения настоя­щего глубже понять тот путь, который исторически под­вел к современному состоянию объекта. Поэтому не только анализ истории предмета помогает лучше понять этот предмет, но и анализ современного его состояния способствует более глубокому исследованию его про­шлого, исторического процесса, завершившегося его воз­никновением. Исследование предмета в его завершен­ности и в его историческом развитии - не разные за­дачи, а двуединая задача одного и того же процесса познания. Если анализ истории есть условие познания объекта в его развитой форме, то в свою очередь ана­лиз этой формы проливает свет на его прошлое, на его историю, ориентирует нашу мысль, в каком направле­нии следует исследовать эту историю. Например, без изучения истории развития видов растений и животных невозможно было понять целесо­образность их современного строения и приспособлен­ность к окружающим условиям. Но эта целесообраз­ность и приспособленность в свою очередь были тем со­стоянием «полной зрелости», которое служило указате­лем руководящей нитью в исследовании исторического пути, приведшему к определенным результатам. Перед наукой встала задача выяснить, какие условия и фак­торы в далеком прошлом явились причиной относитель­ной целесообразности органических форм, и наука ее обнаружила в истории развития растений и животных.

Отсюда вытекает еще одно важное указание в отноше­нии логики движения нашего познания: если состояние полной зрелости предмета или та точка процесса разви­тия, в которой достигнута «классическая форма» объекта, дают возможность глубже выяснить путь развития объ­екта, то мысль наша не обязательно должна во всех случаях идти от того, что исторически предшествует высшим состояниям и от него к более зрелым формам. Когда развитая форма предмета дает возможность об­наружить сущность его исторического развития, тогда исследование можно начинать с анализа более высокой ступени исторического развития и затем, исходя из до­стигнутых результатов, объяснять менее развитые фор­мы. Именно это имел в виду Маркс, когда он говорил, что «развитое тело легче изучать, чем клеточку тела» (28). В «Капитале» он в ряде случаев изменяет направление исследования, повинуясь интересам и требованиям осо­знания сущности того или иного явления. Сущность ка­питала легче раскрыть на такой развитой форме как промышленный капитал, чем на развитой форме торго­вого или ростовщического капитала, хотя исторически вторая форма предшествует первой.

Это и означает, что логическое совпадает с истори­ческим лишь в общем и целом, что их связь и единство противоречивы. Конечно, подобные случаи не есть нару­шение общего принципа совпадения логического и исто­рического, ибо само отступление от него предпринимается в процессе познания для того, чтобы в конечном счете глубже осмыслить исторический процесс развития,

3. На основе общего единства и совпадения логиче­ского и исторического в конкретных исследованиях мо­жет выдвигаться на первый план то логический метод, то исторический. Иными словами, общий принцип кон­кретизируется применительно к различным областям человеческого знания, к различным целям исследования. В исторических науках акцент делается на историче­ском методе, на воспроизведении конкретного хода исто­рии. В теоретических науках преимущество получает логический метод исследования. В соответствии с этим можно говорить о двух самостоятельных способах ис­следования— логическом и историческом. Характерная черта логического способа исследования — анализ явле­ния в его «чистом», абстрактно-теоретическом виде. Результаты такого анализа формулируются в виде за­конов, категорий, в определенной системе категорий и законов. Характерная черта исторического способа ис­следования — анализ явлений в их конкретном истори­ческом развитии, результаты его излагаются в столь же конкретной исторической форме.

Различие этих двух способов исследования относи­тельно. Энгельс определял логический способ как тот же исторический, только освобожденный от исторической формы. С таким же основанием исторический способ можно считать тем же логическим, только воплощен­ным в историческую форму. Это значит, что, хотя мы и различаем логический и исторический способы исследо­вания как самостоятельные, в каждом из них осуще­ствляется единство, связь логического и исторического. Историческая наука превратилась бы в груду событий и фактов, если бы исследование и изложение их не были подчинены цели осознания исторических явлений как закономерных, подчиняющихся объективным законам развития, И наоборот, логический способ исследования без постоянного контакта с реальными фактами, с исто­рическим развитием утратил бы всякую познавательную силу (29).

Примечания.

1.В. И, Ленин, Соч., т, 38, стр. 314,

2.Ф. Энгельс, Диалектика природы, стр. 176.

3.Гегель, Соч., т. IX, стр.

4.Там же, стр. 34.

5.R. Gropp, Geschichte und System der Philosophie — bei Hegel und im Marxismus, «Deutsclie Zeitschrift fur Philosophie» (Berlin), Heft 5/6, 1956, S. 663. В статье «К вопросу о марксистской диалектической логике как системе категорий», опубликованной в «Вопросах философии» №1 за 1959 т., стр. 154, Гропп также по существу выступает против положения о совпадении логического и исторического. Вопреки ясным и не поддающимся двусмысленному истолкованию высказы­ваниям Ленина на этот счет он утверждает, будто Ленина нужно иначе понимать. Но сам он даже не пытается проанализировать эти высказывания.

6.А. Ле Шателье, Наука и промышленность, М., 1928, стр. 22.

7.Аристотель, Физика, Соцэкгиз, М., 1937, стр, 7—8,

8.И. П. Павлов, Двадцатилетний опыт объективного изучения высшей нервной деятельности Животных, Полное собр. соч., т. III, кн. 1, АН СССР, М.-Л., 1951, стр. 123.

9.В. И. Ленин, Соч., т. 38, стр. 136. 10.См. там же, стр. 350.

11.Аристотель, Метафизика, стр. 220—221.

12.Аристотель, Метафизика, стр. 221.

13.Гегель, Соч., т. IX, стр. 245.

14.См. Гегель, Соч., т. X, стр. 123.

15.R. Gropp, Geschichte und System der Philosophie — bei Hegel und im Marxismus, «Deutsche Zeitschrift fur Philosophie», Heft 5/6, 1956, S, 666,

16.В. И. Ленин, Соч., т. 38, стр. 346.

17.И. М. Сеченов, Избранные философские и психологические произведения, стр. 407.

18.А. Лавуазье, Мемуары., Л., 1931, стр. 71 (курсив мой.— М. Р.).

19.П. Ланжевен, Избранные произведения. Статьи и речи по об­щим вопросам науки, М. 1949, стр. 329.

20.А. А. Потебня, Полное собр. соч., т, I, Одесса, 1922, стр. 123.

21.См, там же.

22.А. А. Потебня, Полное собр. соч., т, I, стр. 121.

23.Там же, стр. 181.

24.В. И. Ленин, Соч., т. 38, стр. 161,

25.К. А. Тимирязев, Исторический метод в биологии, М.—Л.. 1943, стр. 35.

26.В.И. Ленин, Соч., т. 29, стр. 436.

27.К. Маркс, К критике политической экономии, стр. 23

28.К. Маркс, Капитал, т. I, стр. 4.

29.Вопрос о логическом и историческом способах исследований подробнее рассмотрен нами в другом месте (см. «Категории материалистической диалектики», Госполитиздат, М, 1957, стр. 352-388).